Он способен к каким-то своим личным переживаниям и размышлениям. Наверное… По крайней мере, я так думаю. А огульное дубасенье — это ведь тоже не просто так. Это защита перед страшным окружающим миром, по правилам которого приходится поступать и ему. Именно поступать, иначе съедят… Он бьет, он же и страдает.

Почему-то возникла ассоциация с Генкой. Этот парень учился со мной в одном классе. Его посадили за драку. Почему он избил кого-то? В той драке он «сражался» один с четырьмя… Вроде бы Генка был тонко чувствующим, умным, немного сентиментальным… И что, или скорее, кто отправил его «туда»? Кто эти люди, которые его судили? Те же самые дубиночники. Только они бьют не так, как он четверых сразу, а они вчетвером накинулись на него одного. Может быть, их и побольше в лице существующих властей. Как представишь эту махину государственной машины, наезжающую на живое тело, как подступает тошнота…

Она создает бедность, чтобы люди воровали и насаждают злость, чтобы люди убивали друг друга. Она отняла веру, чтобы люди стали безнравственными и уничтожила истину, чтобы люди читали только «Правду»… Она жадно выискивает «Петрушек», нащупывая их своими жирными, холеными пальцами и загребая их в человекорубку.

Мой Петрушка рыжий и кудрявый. Надо сделать текст, который будет иллюстрировать кукол за ширмой. Петрушку рассказчик держит в руке перед ширмой. Второй Петрушка- я. Бутафорская шарманка, в ней- магнитофон. Я кручу ручку шарманки.

Идея с переодеванием… Актеры одеты, куклы.»

В кроватке завозился сын. Эля включила лампу и подошла к нему. Тот сбросил с себя одеяльце, раскинул ножки. Она склонилась к нему. Еe волосы защекотали ему нос и он зачмокал губами.

— Петя, Петрушка… Петрушка… Странно, ты ведь у меня тоже Петрушка! Каким ты вырастешь, а? С какой судьбой?

«… Есть люди, которые нравятся сразу и безусловно… таковой оказалась Эльмира. Раскованная, энергичная, с неизменной улыбкой и игрой живых глаз.

… Склонность к заниженной самооценке поражала. После каждого показа она как-то пряталась в себя. В глазах постоянный вопрос: «СВОИМ ЛИ ДЕЛОМ Я ЗАНИМАЮСЬ?»

И тогда и сейчас я говорю тебе, Эльмира, с полной уверенностью:

«ДЕВОЧКА, ТЫ ЗАНИМАЛАСЬ СВОИМ ДЕЛОМ!» П. Р. Мельниченко

Павел Романович вышел из больницы и сегодня будет на зачетах. Эта радостная весть мгновенно облетела всех студентов его курса. На маленький столик у сцены водворяется ваза с гвоздиками.

Он входит в зал и окидывает своими добрыми глазами всех присутствующих.

Взгляд его останавливается на гостях. Это Юрий Шевчук и его музыканты.

— Павел Романович, познакомьтесь — мой муж…

— Да? Очень приятно. Почему ж ты, Эля, не сказала мне, что ты жена Шевчука?

— А вдруг вам не нравится то, что он делает?

И рассмеялась своим серебристым, звонким смехом.

А сегодня дома у Павла Романовича семейное торжество. В дверь звонок. Хозяин подходит к двери и открывает ее. Из темноты прихожей навстречу полыхающие огни свечей большого торта. Над ним освещенные, торжественные лица… Восторг и удивление!

— Кто это придумал?

— Конечно, Эльмирка… — пожимает плечами Саша Верхоземский. — Ну и выдумщица!

— А что, здорово, да? — таинственным шепотом, вытянув вперед подбородок, говорит Эля. В ее глазах, карих и глубоких, играют мотыльками огоньки свечей.

— Так что же? Праздновать, так праздновать! — и они веселой кучей вваливаются в квартиру своего любимого учителя.

Потом уже за полночь все идут к Эльмире. Марина, Сашка, Танька, Артур…

— Ребята, тише! Петя спит, — заглядывает в комнату Лилия Федоровна.

Сонно скрипнула дверь. Где-то в кухне капает из крана вода. Все притихли.

Эля скрестила руки на груди и уткнула нос в ворот платья.

— А я придумала, — прервала она тишину каким-то низким, интригующим голосом.

— Что? — подскочил на стуле Саша.

— Это будет бродячая актриса, — бомжиха и Александр Македонский.

— Где тут связь? Чего-то ты загибаешь.

— Связь будет, вот увидите…

Она встает и начинает ходить по комнате.

— Ой, не томи, давай выкладывай, как это будет.

— Нет, пока не придумала до конца, не скажу.

— Эльмирк, не маячь, а? Сядь.

— Я думаю…

— Ты говори, а думать будешь, когда мы уйдем.

— Да, да.

— Смотри, твое любимое полнолуние!

— Вижу, — Эльмира прерывисто вздыхает, как будто долго плакала, а в окно луна…

Все ушли. Она подошла к выключателю, секунду подумала и щелкнула им.

Голубой свет залил комнату, а в соседней спит ее сын. Их с Юрой сын.

— Вот опять мы с Петькой одни… Боже, как жить дальше?