Сладкая медленная мелодия будет сопровождать наших героев весь следующий день: и у карстового Синего озера, в чью бездну бросит Ирина камешек под нетерпеливым присмотром вертящего ключ таксиста; и на Рице, по ледяной воде которой поплывут они с Тамазом на лодке; и в вагончике-малютке подземки, влекущей в глубь Новоафонских пещер; и в самих пещерах, где, по настоянию Тамаза приотставшие от экскурсии, останутся они возле разноцветно освещенных сталактитов, а, когда группа отойдет достаточно далеко и подсветка погаснет, Тамаз в наступившей почти тьме попытается поцеловать Ирину, но та не дастся; и в пацхе, у стены-плетня, за столом, врытым в землю, где Тамаз не позволит Ирине выпустить рог с изабеллой, пока тот не опорожнеет, сам отрежет кусок от длинной ленты козлятины, коптящейся над очагом, покажет, как зачерпывать соус ткемали кусочком лаваша: красная капелька на ирининой руке; и когда!

– Никогда!
– засмеется Ирина, раскинув руки: не пуская в номер, и на тамазово:

– Ну, чаю просто попьем!
– останется непреклонна, и архитектор снова сдастся: - Ладно, - скажет, - в таком случае едем к моим друзьям; вечер продолжается.

– Мы там будем одни?
– спросит Ирина.
– Поздно уже!

– Что ты, дорогая! В этом доме всегда столько народу! Только мне надо по пути заскочить на почту!

ь там, у тамазовых друзей, уступит национальному грузинскому мотиву, оторый архитектор, в окружении веселой, отхлопывающей такт компании ино внимание привлечет живое лицо немолодой женщины, особенно азартно й в ладоши;

– Кто такая?
– поинтересуется Ирина у соседа;

– Гостья, из Парижа!)

т эффектно, артистично танцевать что-то горское, но прервет танец: , внезапно, неожиданно, и, схватив Ирину за руку, потащит к выходу:

– Ты была когда-нибудь ночью на маяке?

– На маяке?
– снова невпопад расхохочется Ирина.

– Эй! куда вы?!
– понесется им вслед.

11.11.90

Большой теплоход, сияющий огнями, разворачивался в миле от берега. Реликтовые сосны ровно шумели, дезавуируемые пунктиром маячного света. Ирина стояла, закинув голову, и глубоко всем этим дышала; Тамаз неподалеку пытался всучить червонец маячному смотрителю.

– Пошли!
– крикнул во тьму, договорившись.
– Эй, Ирина!

Она выпала из странного своего состояния.

– Ничего не трогать! со стороны моря лампу не перекрывать!
– по-армейски прикрикнул сторож, сторонясь от входа.

Поднимаясь крутой лестницею, Тамаз тянул Ирину за руку. Наверху, на круговом балкончике, свет слепил почище фотовспышки, и глаза за недолгие мгновения темноты не успевали к ней привыкать.

– Вот, - сказал Тамаз, доставая из многочисленных карманов кожаного пиджака пачки десятирублевок.
– Торжественно вручаю. Справедливость одержала победу.

– Не возьму, - ответила, помрачнев вдруг, Ирина.

– Почему?

Она качнула головою:

– Значит, ты все-таки связан с ними, - и пошла к выходу.

– Постой!
– крикнул Тамаз.
– Не веришь, да? Не веришь?! Ты же видела мои рисунки!..

Ирина призадержалась.

– Не знаю, - сказала, - я уже ни-че-го-не-зна-ю.

– Не возьмешь, значит?

Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кружась как ржавые листья, разлетались вкруг маяка, то исчезая во мраке, то вспыхивая вновь - чем дальше, тем бледнее. Тамаз хрустнул следующей пачкою, пустил по ветру и ее. Полез за следующей!

– Постой, - бросилась Ирина, удержала его руки в своих.
– Покорил! Лучше потратим вместе. Как же тебе удалось-то? Там, наверное, мафия?

– Мужчина должен иметь свои маленькие секреты, - улыбнулся Тамаз. Потом привлек Ирину и поцеловал.

Она обмякла!

Гобеленные кони стронулись вдруг с места и понесли карету вдаль. Шевалье во весь опор мчался вослед, ветер трепал перья на его шляпе, и Ирина в прерывистом свете заоконного маяка закусила указательный: ей стыдно было кричать, а удержаться она не могла. Зубы вдруг стиснулись так, что на пальце выступила кровь: красная капелька на белой коже!

Восторг, наконец, несколько утих. Кони замерли. Ирина приразжала зубы.

– Господи! что это было?! Что же это такое было?!

– Любовь, - ответил Тамаз, приподнявшись на локте, глядя на Ирину с большой нежностью, хоть и не без довольства собою.
– Больше ничего. Просто любовь.

– Милый, единственный!
– принялась покрывать Ирина лицо Тамаза поцелуями.
– Счастье в гостинице. Как странно! как нелепо!

– И все-таки ты должна за меня выйти!

Мгновенно лицо Ирины стянула маска страдания.

– Нет, - сказала женщина очень твердо.
– Это невозможно. Нет-нет-нет! Да и зачем тебе?

– Нет! нет!
– передразнил Тамаз.
– Опять - нет! По-чему?!

– Мелодрама, - ответила Ирина.
– Я должна умереть.

– Все должны умереть!
– не остыл еще от раздражения Тамаз, не научившийся покуда получать в этой жизни отказы.

– Вот! возьми! потрогай!
– положила Ирина его руку на заряженную смертью грудь.

Он погладил, взял сосок нежной щепотью. Ирину снова начало забирать, и, с трудом пересиливая себя, она зашептала: