Шрифт:
– Извините, Евдокия Евгеньевна, - сказал деревянный.
– Я понимаю, что Вам не с руки было тащить сюда мою корзину. Да Вы бы, - прихмыкнул, - и не дотащили. Так что - не обижаюсь. Мои ребятки доставят ее прямо Вам на дом. Я ведь знаю: помочь-то Вам ее поднять - некому.
Певица глядела на него: холодно и пристально.
– А если б, Паша, я была не одета?
Деревянный Паша еще более одеревенел, шея налилась кровью, и выпалил:
– Неужели ж Вы думаете, Евдокия Евгеньевна, что я увидел бы что-нибудь такое, чего до сих пор еще не видел?
– Но тут же взял себя в руки.
– Я извинился бы, закрыл дверь и подождал в коридоре.
– С этого и надо было начать!
– Простите!
Младший в смокинге улыбнулся, уловив переливы состояния старшего.
– Я бы сказала Вам, чтобы впредь Вы так себя и вели, но очень надеюсь, что никакого впредь у нас с Вами не будет Паша, - сказала Певица. Не тратьте зря время. И деньги...
– Деньги?
– иронически переспросил деревянный.
– Денег у меня, Евдокия Евгеньевна...
– Хорошо-хорошо, - остановила его Певица.
– Вы мне это сообщали. Раз, по-моему, пять. Все равно - не тратьте. Я... я, Паша, все... я - одна. Бесповоротно. Я лет, кажется, двадцать (молодой в смокинге снова улыбнулся) искала вариант. Я для этого не гожусь. И не обижайтесь, пожалуйста, - добавила, увидев, как вновь наливается кровью Пашина шея.
– Вы лично тут не при чем.
– Я не такой тупой, - сказал медленно Паша, - как Вам, наверное, кажется. Я запомнил все, что Вы сказали, и с прошлого раза. Только иногда бывает, что человек сам плохо знает себя. Проверено. Поэтому я хотел сделать Вам одно предложение.
И Паша надолго замолчал.
Певица поглядела на него, на другого в смокинге, уловила шевеление в коридоре бандитов-телохранителей и сочла, что лучше всего вытерпеть визит без скандала.
– Поглядите, какая на улице пакость, - прошел Паша в гримерку и отодвинул с окна занавеску. Молодой в смокинге привыступил из полутьмы на порог. Певица снова мазнула по нему снова невидящим взглядом.
– Мокрый снег... Слякоть... А в Крыму сейчас - плюс пятнадцать. Солнце. Море, конечно, еще не того... Но у меня отапливается бассейн. У меня - это на даче. За Балаклавой. Под Форосом. Рядом, знаете, с горбачевской. Вы ведь тоже родом из Крыма, из Севастополя.
Певица не сказала ни да, ни нет, не кивнула, не мотнула отрицающе головою: просто пристально глядела на деревянного.
Он съел и эту безответность и продолжил.
– Я знаю, что Ваш следующий концерт почти аж через месяц. А я три года никакого себе отпуска не позволял. А теперь вот, - чуть кивнул, не обернувшись, головою назад, в сторону молодого в смокинге, - заимел, слава Богу, вполне заслуживающего доверия заместителя.
– Поехали в Крым. Поживем, покупаемся... Я обещаю быть абсолютным джентльменом...
Молодой снова приулыбнулся - одними глазами.
– Если Вас смущает, - продолжил Паша, - что Вы будете как бы... на содержании... Вы можете оплатить дорогу там, жизнь... Хотя это - совсем смешно. При моих доходах. Если за это время Вы останетесь при своем мнении относительно меня...
– Не Вас, не Вас, Паша! Себя!
– перебила Певица, которой было уже и стыдно, и неловко, она уже и держать себя в руках по-настоящему не могла - так разозлила ее нелепая безвыходность ситуации.
– Ну, пусть себя. Ладно, - неискренне согласился деревянный.
– Тогда я обещаю Вам оставить Вас в покое. Раз навсегда.
– А иначе - так и будете корзины таскать?
– поинтересовалась Певица.
– И аплодировать торчком?
– А иначе - буду, - упрямо, как бык, склонил голову на плохо гнущейся, кровью налитой шее, Паша.
– Если б Вы, Паша, - попыталась удержать себя в руках Певица, - были не из тех, кто когда-то... давным-давно... прорывался на мои концерты... если б, знакомясь со мною, вы не показали мне мой собственный автограф... Господи, не будем говорить, скольколетней давности...
– замолчала Певица, должно быть, эти минувшие времена и припоминая...
– То что тогда?
– поинтересовался с некоторой не то обидой, не то угрозою Паша.
Певица вернулась в сейчас.
– Тогда я сказала бы Вам: пошел вон!
– Даже так?!
– спросил Паша через тяжелую паузу.
Певица утвердительно прикрыла глаза: так, дескать, так!
Паша резко вышел из гримерки, хлопнув за собою дверью, так что едва не прибил ею своего заслуживающего доверия заместителя.
Певица сидела перед зеркалом-трельяжем, не зная, плакать ей или улыбаться. Потом оторвала кусок лигнина и провела по лицу, еще не вполне свободному от грима.
Дверь гримерки распахнулась, явив Пашу.
– Между прочим, - в совсем каком-то детском, мальчишеском запале сказал он, - Государь Император пожаловал меня графским титулом!
И снова хлопнул дверью...
– В казино, - буркнул Паша, когда они со вторым смокингом уселись на заднее сиденье "Мерседеса"; двое бандитов устроились на передних: один за рулем. Молодой нажал на кнопочку, под действием которой опустилось стекло между передней частью салона и задней.
– Ну, а представьте себе на минутку, - сказал, - что она согласилась бы.
– Что б Вы сказали Вашей глубокоуважаемой супруге Ниночке? Я имею в виду не поездку в Крым, а дальше? Неужто развелись бы? И женились на Порошиной? Оно, конечно, понимаю, - престижно. Только думаю, что иметь такую жену - чистый ад. Невооруженным глазом видно: истеричка. Скандальная, капризная истеричка. Артистки в жены не годятся в принципе: она права.