Давно я мечтал задать несколько вопросов кому-то не местному и, по-моему, этот Горя вполне заслуживал такой чести, кое какой интеллект в его взгляде присутствует.

Понурая вереница разоруженных дядек всосалась в землянку. Шустрый Одинец заложил за ними засов, припер лесиной дверцу. Я велел Одинцу осмотреть пространство вокруг поляны, а Невула отрядил сторожить боярских сынов и Праста. Махнул рукой на почти догоревший костер, приглашая Горю присесть на бревнышко рядом с собой.

От бородача кисло несло давнишним потом вперемешку с запахом ржавого железа. Он уселся на бревно, поместив крупные кисти рук на колени и уткнул взгляд в остывающие угли под круглобоким котлом над которым вился парок готовой похлебки.

– Вы кто такие?
– начал я вести дознание.

– Люди мы, - отозвался Горя, не поворачивая головы.

– Я вижу, что не енотовидные собаки. Откуда, чьи?

– Всякие. Смоленские в основном. Есть и новгородцы и вятичи.

– Сюда зачем приперлись?

– Шалим привел лучшей доли искать.

– А кто ему сказал, что здесь - лучшая?

– Не знаю, он так думал. Про налет Тихаря молва слухи носит.

– Он хотел повторить подвиг Тихаря ваш Налим?

– Шалим.

– Да без разницы. Дурак он был, дураком помер. Дальше что делать будете?

Тут Горя оторвался от созерцания покрытых пеплом угольков и с испытующей надеждой взглянул мне в глаза.

– Разве ты нас не убьешь?

Вот чудила! Где ж мне столько патронов взять? Да и мочить их всех - только руки марать.

Естественно, мысли свои я Горе озвучивать не стал. Пущай поерзает.

Я подобрал выпавший из охапки хвороста прутик и стал лениво тыкать им в кострище.

– Это от вас зависит. От тебя. Ты, ведь, теперь у них главный, раз слово за всех держишь?

– Больше никто не решился.

– Ты решился, вот и решай дальше.

– Я один за всю ватажку не могу, все должны сказать.

– Хорошо, я дам вам возможность посовещаться. Но дороги у вас всего две. Одна - на хрен отсюда, чтобы вами здесь больше не воняло, другая - на тот свет. Думаю, выбор не богат и он очевиден.

Горя мрачно усмехнулся и отвел взгляд. Едем дальше.

– Скажи, Горя, Смоленск город большой?

– Большой.

– Чуть подробнее.

– Ну... Высокие стены и ров под ними, есть башни и крепкий детинец за стенами. Два торга и обширный подол вдоль реки. Смоленск - сильный город. И дружина в нем сильная.

– А год нынче какой, ты мне не подскажешь?

Горя свел брови и наморщил лоб.

– Не понимаю тебя.

– Какой год сейчас идет? Который год от рождества господа нашего Иисуса Христа? Так понятнее?

– Не знаю я какой год. Христа знаю. Бог, которого убили люди. Мертвый бог.

– Он потом воскрес, - хмуро вставил я.

– Так говорят те, кто верит в это чудо. Но у нас таких мало. В Смоленске совсем мало. В Новгороде тоже мало. В Киеве больше. Великая княгиня Ольга христиан привечает. Построила для их бога дом, куда и сама ходит кланяться. А который год идет ты лучше волхвов поспрашай. Из тех, что Волосу требы кладут. Они знают как давно Род сотворил наш мир.

Я проглотил внезапно подкативший к горлу колючий ком.

Твою ж мышь...

Я почувствовал как затряслась в моей руке хворостина, но быстро унять дрожь не смог. Бросил прут поверх углей и сложил руки в замок. Даже я, не слишком-то усердный школьник, а затем и студент краем уха слышал о гордой киевской владычице с этим вполне современным именем, с ней еще была связана какая-то кровавая история, сути которой я не помнил.

– Княгиня Ольга, говоришь... Не перепутал?

– Чего путать-то? То всякий знает.

– А если я тебя к пыточному столбу привяжу, тоже самое скажешь?

– Да чего еще говорить-то?!
– Горя развернулся ко мне всем телом.
– Ольга в Киеве сидит. Князя Игоря, мужа ее древляне извели... Если я что не так сказал, ты знать дай, я скажу чего тебе надо.

Я встретил прямой, вопросительный взгляд и покачал головой. Хитер бобер. Просто находка для следаков, на такого можно сотню "глухарей"повесить, он только рад будет.

– Сам в какого бога веруешь?

– Во всех каких знаю понемногу, - Горя помолчал.
– Кроме Христа. Его кумира на наших капищах не отыскать.

Что-то во мне тенькнуло, будто струна перетянутая порвалась и привязанная к ней гиря ухнула в темную, гибельную пасть пропасти. Я зажмурился и с силой потер пальцами виски, пытаясь унять внезапно возникший пульсирующий шум в голове. Затем обвел затуманенным взором поляну с валяющимися на вытоптанной траве трупами, холмиком землянки, котлом над потухшим костром, сидящими на земле фигурами боярских людей и почувствовал себя никчемной букашкой под лязгающими гусеницами трактора. Почему-то показалось, что вот-вот меня раздавит пресловутый атмосферный столб, который вдруг стал неимоверно тяжелым.