Крапивин Владислав Петрович
Шрифт:
– Выбирай.
– Да мне все равно.
– Он зажмурился и ткнул пальцем наугад.
– Ого... Это гафельная шхуна "Тиклер". Построена на острове Джерси в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, водоизмещение девяносто три тонны...
Небольшая, но красивая, верно?
– Да... А что такое "тиклер"?
– Понимаешь, у англичан такой язык... каждое слово может означать кучу вещей. Я в словаре прочитала: это и "трудная задача", и "щекочущее перышко" и много еще всякого разного... Здесь, наверно, лучше всего "Перышко". Летит под ветром, щекочет волны...
Лоська кивнул, но потом сказал взрослым тоном:
– Что общего между трудной задачей и щекочущим перышком?
– Потому что трудная задача это щекотливый вопрос.
– Логично, - отозвался он совсем уже как профессор. Но вовсе не по-профессорски изогнул руку и помусоленным пальцем начал тереть локоть, перемазанный не то сажей, не то черной землей.
– А еще, - сообщила я, - "тиклер" означает "прут для воспитательных целей". Для мальчишек, которые не умываются.
Тут же мне вспомнилась Гертруда и стало стыдно за дурацкую шутку (хотя насчет перевода я не соврала). Но Лоська не обиделся. Вздохнул сокрушенно:
– Честное слово, я умываюсь. Но мама говорит, что во мне повышенное содержание электричества. Как в кошке. Оно притягивает всякий мусор и пыль.
– Тогда надо подарить тебе флакон антистатика. Будешь натираться. Это жидкость такая для мебели, что бы пыль не садилась на гладкое дерево.
– Ладно! Подари!
– дурашливо согласился он.
– Как бы ко дню рождения!
– А когда у тебя?
– Был уже. Пятнадцатого августа. Целых десять лет стукнуло...
– Он сменил тон.
– Ты не обижайся, что я в гости не позвал. Мы с мамой решили ничего не отмечать, пока папа не вернется...
– При чем тут гости!
– Я чувствовала себя свиньей.
– Сказать-то мог! Я бы подарила что-нибудь. А то ты мне вон какой подарок, а я...
– А ты монету с "Перышком"...
– Ну, Лоська... это даже и не подарок.
У меня вертелись слова, что это как бы талисман дружбы, но я постеснялась. Да он и без слов понял.
– Ладно. Тогда подари мне иголку и нитку. Или дай на время. Я пойду в ванную и зашью штаны. Разодрал в колючках...
– Чадо ты непутевое, - (это мамины слова), - где разодрал. Ну-ка...
Сзади и правда была дырища. Среди складок не очень заметно, а если растянешь - ого...
– Снимай, я сама зашью.
– Нет. Не сниму... У меня на плавках сбоку дырка.
– Балда! Больно мне надо разглядывать твои дырки... Ты вот что, давай штаны, а сам иди в ванную, как собирался, и оттирай суставы. А можешь и всего себя.
Мочалка и мыло на полке, полотенце возьмешь зеленое, с крючка... Имей в виду, с таким черным я с тобой больше никуда не пойду.
– Только ты не приходи меня опять мочалить...
– Всю жизнь мечтала! Запрись на все засовы.
В складках Лоськиных штанов были целые пригоршни всяких сорняковых семян, растительный пух, лепестки и репьи. Не штаны, а гербарий. А дыра кулак пролезет. Я зашила ее накрепко, через край. Встряхнула. "Ну, прямо пиратский брамсель после ремонта..."
Лоська тем временем выбрался из ванны. Встал на пороге - тощий, с торчащими волосами, с бледной, почти белой кожей, только ноги по колено, да руки по локоть в загаре, будто в коричневой морилке. А на впалом животе маленький изогнутый шрам - наверно, когда-то вырезали аппендицит. Ладошкой Лоська прикрывал на плавках злополучную дырку.
– Жень... я там майку на крючок повесил, а она в воду... Теперь надо ждать, когда высохнет.
Это была все та же футболка, в которой он явился ко мне позавчера. Но, конечно, уже не такая белая.
– Я сейчас постираю и поглажу. И штаны заодно...
Он сморщил нос-картошку, а сосульки волос будто ощетинились еще больше.
– Не...
– Почему "не"? Это же быстро.
– Потому что... чего ты со мной, как с приютским ребенком...
Мне... будто холодный кисель на голову. Липкий, противный, скользкими языками за шиворот. От неожиданности я брякнула самое глупое:
– Лось! Ох и свинья же ты все-таки...
Он минул, округлил рот. Натянулся весь, будто у него сто струнок под кожей. И я вдруг поняла, что все может кончится в один миг. Схватит свои зашитые штаны, прыгнет в них на ходу и уйдет не оглянувшись. И ничто не поможет, никакой талисман с корабликом...
"Господи, сейчас зареву... Что сказать?"
– Ты... не нормальный какой-то... Я же с тобой... все равно как с Илюхой, если бы он маленький был... а ты...
В другое время я такое никогда не выговорила бы. Это ведь... почти что признание в любви. Но надо было как-то объяснить ему! Удержать!