Шрифт:
Вильгельм проводил меня до парадных дверей. Нарочито холодно поцеловал пальцы, поклонился, щелкнул каблуками и ушел. Я же осталась одна. В полной растерянности. Я вновь чувствовала себя обманутой и покинутой.
Только я не имела права показать свои чувства другим. А потому гордо вздернула нос и неспешно удалилась к себе.
Уже там, за закрытыми дверями, нервно швырнула на кресло берет, скинула шубку прямо на пол и зло притопнула ногой.
Как говорил Альберт? Подергать медведя за усы? Я усмехнулась и загорелась азартной злостью. Да будет так! В эту полночь этот неотесанный болван Вильгельм получит у меня сполна. Я спою такую песню, что усы его задымятся от возмущения! Мы еще посмотрим, кто кого!
Я подхватила с полу одежду, прошла в спальню и сразу же обзавелась зрителем. Сэми вальяжно восседал в ростовом зеркале и делал вид, что усердно полирует ногти. Аккуратно сложенный черный бархат лежал на прикроватном столике. Я точно помнила, что зеркало не открывала.
Поэтому недовольно нахмурилась:
— Кто это тебя выпустил на волю?
— Кетти, — ответил он, упорно делая вид, что занят, — твоя горничная. Она, в отличие от некоторых, женщина добрая, сердобольная.
— Еще одну наивную дурочку охмурил? — проворчала я.
— Ой, прям так сразу охмурил! — Пилочка в пальцах духа растворилась, сменилась пышной гвоздикой. Он манерно понюхал цветок и стал пристраивать его в бутоньерку на кармане. — Так поболтали немножко.
— О чем? — Я плюхнулась на кровать, закинула ногу на ногу.
— О жизни, — Сэмми выглядел невозмутимо, — о тебе, о твоем генерале.
Я фыркнула:
— Он не мой!
— Да? — бровь призрака ехидно полезла на лоб. — А Кетти сказала, что вы премиленько воркуете!
— В окно подглядывали? — Я совершенно не сердилась.
Сэми не стал отвечать. Вместо этого сказал сочувственно:
— Проголодалась небось?
Я согласно кивнула.
— Там на столике тебе накрыли перекусить. — Он довольно осклабился. — Меня можешь не благодарить, но имей ввиду — я специально отправился на кухню и приказал принести тебе обед.
Я счастливо потерла руки. Прогулка и правда разбудила во мне воистину зверский аппетит.
— Спасибо, Сэми!
Я поспешно бросилась к столу, откинула крахмальную салфетку и потянула ноздрями вкуснейший аромат.
— Что бы я без тебя делала?
— Ничего, — ответил он безжалостно, — сидела бы голодная и страдала по своему генералу.
Он был прав, но я сделала вид, что не заметила его слов. Слишком больно было об этом и думать, и говорить. Вместо этого куда приятнее насладиться едой. Тем более, в доме Альберта был совершенно чудный повар.
Целый день меня никто не беспокоил. Даже Сэми унесся по своим призрачным делам. Я дотемна лежала на постели, читала роман, мечтала, смотрела на сад за окном.
С первыми сумерками в зеркале появился неугомонный дух. Он неожиданно перешел на официальный тон и важно выдал:
— Леди Селия, Кетти просила узнать, понадобится ли вам сегодня ее помощь?
Я бросила взгляд на часы — почти пять. Пора подниматься. А как не хочется! Роман манил открытыми страницами. И я решительно захлопнула книгу.
— Сэми, передай ей, чтобы через полчаса ждала меня в зале для выступлений.
— Слушаюсь и повинуюсь! — Дух дурашливо сложил на груди руки и исчез.
Я же неспешно поднялась и принялась собирать реквизит. Мне хотелось подготовиться к моей маленькой мести на славу.
***
Кетти уже ждала меня в зале для выступлений. Она пришла даже раньше назначенного срока и теперь задумчиво разглядывала оплавленные камешки, забытые вчера на краю сцены.
Меня она заметила не сразу. Но как увидела, присела в поклоне и проговорила:
— Добрый вечер, леди Селия.
— Здравствуй, Кетти.
Я подошла к ней, подцепила один из камней и подбросила на ладони.
— Это нужно выбросить. В них больше нет магии. Весь заряд исчерпался.
— Я уберу! — пообещала она поспешно и принялась опускать камешек за камешком в карман на фартуке. — Только можно, я их оставлю себе, как память?
Я пожала плечами.
— Зачем? Если хочешь, я могу дать тебе другие, еще неистраченные.
Она всплеснула руками и искренне изумилась:
— Зачем? Они же вам еще пригодятся!
Господи, какая же милая девушка. Я даже невольно заулыбалась и подумала, что сама когда-то была такой же — доброй, искренней, светлой. Куда все делось? Последняя мысль получилась уж слишком грустной.