— Баста, карапузики! — угрожающе оскалилась Ада, вставая между Шпилькой и Штайном. — Нашли время!

Внешник выругался по-немецки, с трудом опираясь на пострадавшую ногу, тоже отступил и презрительно сплюнул.

— К чёрту! — выдохнул он. — Делаем дело и расходимся как можно дальше друг от друга. Иначе я за себя не ручаюсь!

— Разумно, — с удовольствием подлила масла в огонь Шпилька. — Но без своей собаки я с места не двинусь.

— Вот же дура! — простонал Штайн и в отчаянии схватился за голову. — Ада, ну хоть ты ей объясни, что никому из нас нельзя возвращаться в Саратов. И я сейчас вовсе не о том, сколько времени мы потеряем…

— А кто предлагает возвращаться? — лелейным голоском мстительно поинтересовалась Шпилька — ей, несмотря ни на что, очень нравилось издеваться над бывшим внешником. Да и Ада особо тёплых чувств больше не вызывала. — Лайма однажды уже нала меня в Пекле. Нашла на вашей грёбаной базе. Найдёт и сейчас, и никакая смена машин и эфка ей не помешают. Так что располагайтесь поудобнее, господа килдинги, нас ждёт увлекательнейшее ожидание, длительность которого зависит исключительно от протяжённости кругов, которыми вы меня возили.

Внешник вытаращил на Шпильку глаза и неожиданно схватился за голову и истерически расхохотался. Квазиха недовольно посмотрела на Шпильку и перевела взгляд на Штайна.

— Да мы тут сдохнем раньше, чем дождёмся, — едва смог выдавить тот. — Собака заперта с двух сторон, а в Саратове тревога. Пока всё не утихнет, её даже искать никто не бросится. А когда найдут — нагрянут толпой.

— Вот и хорошо! — рявкнула на него Шпилька. — Жахнем по килдингам «Солнцепёками», как по твоей бывшей базе — и дело с концом. А со Жнецом сами разговаривайте, посмотрю, как запоёте. Он вам и крылатую элиту, и детей из Горного, и подставу меня припомнит.

Новость о том, что Лайма, оказывается, заперта, мягко говоря, вывела её из себя. Снова захотелось треснуть Штайна по его наглой гансовской роже, а ещё лучше — угостить пулей из «Ярыгина». Нет, в том, что овчарку освободят, она не сомневалась — Танк быстро сообразит, что к чему. Но такое, выражаясь литературным языком, беспардонное отношение к Лайме просто так она спустить не могла.

И если со Штайном всё было ясно, то уж Ада, Ада-то как могла на такое согласится?

Всего за несколько минут «старшая» не просто растеряла весь тот романтический флёр доброй самаритянки, спасительницы свежаков и опытных рейдеров. Но следующая фраза окончательно обрушила отношение Шпильки к квазихе к уровню «прибью, как только смогу».

— Ты не в курсе, сестрёнка, но со Жнецом мы знакомы давно. И даже были одно время парой, пока я не съела чёрную жемчужину, превратившую меня в кваза. Так что не переживай, объясниться с ним я смогу без проблем. Но извини, твою собаку мы ждать всё-таки не будем. Она жива, и её освободят — удовлетворись этим. А если ещё будешь упрямиться, то мне придётся тебя пристрелить. И да, предваряя возражения, скажу сразу — Жнецу я смогу объяснить даже это. Так что выбирай — идёшь с нами прямо сейчас или остаёшься тут в виде медленно остывающего трупа.

Шпилька, уже открывшая было рот, чтоб возразить, быстренько его захлопнула, когда из складок балахона квазиха вынула такого же точно «Ярыгина», как у неё, но с заранее накрученным на ствол глушителем. Впрочем, подумать о том, как выкрутиться из сложившейся дилеммы, она не успела — из-за спины послышалось хорошо знакомое и такое родное собачье рычание.

Лаз оказался пуст. Танк долго сидел на его краю, бездумно вглядываясь в темноту, и терялся в догадках. Он же ясно слышал скулёж овчарки. Так куда она успела деться за то время, что он потратил на поиск техники, подходящей для того, чтоб сдвинуть лежащий на брюхе тяжеленный пикап.

О том, что Жнец не погладит его по голове за то, что рассекретил ход, Танк не волновался — ситуация не допускала иных решений. Но вот что делать дальше, он не представлял.

Вся его надежда была на собаку и её нюх. А с её исчезновением потерялась и единственная возможность узнать, что случилось со Шпилькой. Крестницу вряд ли убили — во-первых, тогда терялся всякий смысл подстав, а во-вторых, Танк, разумеется, сам спустился под землю и тщательно прочесал все уцелевшие помещения базы внешников. Следов крови нигде не было, как и тела. Значит, Шпильку похитили. А Лайма, получается, каким-то образом сумела выбраться из лаза, в котором её заперли, и учесала по следу хозяйки и похитителей. А ему оставалось только сидеть в Саратове и ждать, чем всё закончится.

— Грёбаный же ты…

С силой ударив кулаком в ладонь, Танк встал — не было никакого смысла сидеть тут, — и злобно зыркнул на замерших неподалёку ополченцев.

— Что смотрите? — окрысился он. — Про… воронили сектантов? Пустили их в стаб? Молодцы! Теперь у нас ни погонщика, ни Шпильки! Что Жнецу скажем, а?

Ответом ему было молчание. Ополченцы, в сущности, и не были ни в чём виноваты — килдинги очень тщательно спланировали операцию по похищению Шпильки и освобождению погонщика. Слишком тщательно и слишком продуманно. Да ещё этот пикап, прикрывающий выход из лаза, о котором и знали-то всего человек десять высшего командного состава. Откуда о нём стало известно сектантам?