Зинат с отвращением отошла от него. Она подняла кубок и наполнила до краев вином. Впервые женщина видела, как суровый престарелый лорд всхлипывал, утирая слезы. Тот самый момент, когда ей требовалось твердое плечо и решительная воля, но вместо этого получила лишь жалкие мужские слезы.

Есть моменты, когда такое искреннее проявление эмоций даже притягивает женщин, вызывает у них уверенность в том, что выбранный человек настоящий, без фальши. Но, когда эти слезы вызваны жалостью к себе, когда они заменяют собой решительные действия, перекладывают груз ответственности, тогда ничего кроме презрения не может родиться в ранимой женской душе.

— Убирайся, — с полным безразличием произнесла жена. — Катись на свадьбу или куда ты там собирался. Я решу все сама.

Уолес виновато, будто нашкодивший пес, посмотрел на Зинат, но она больше не глядела на него. Лорд вышел вон, осторожно прикрыв за собой двери.

Де Кран окончательно сломался. Если бы Гильдарт увидел отца в таком состоянии, то ни за что не поверил бы собственным глазам. От прежней уверенности, властности и ясности ума не осталось и следа. Он по-прежнему любил Нувеля, но сохранение наследия предков имело первостепенную важность. Смыть позор с дома де Кран необходимо любой ценой. Но та цена, которую платил Уолес оказалась чрезмерна высока. Разумом он желал удачи Гильдарту, но сердце его пылало, а душа рвалась на части, моля богов о том, чтобы Нувель убил проклятого сына леди Катрин и, пускай на чужбине, но жил, наслаждаясь каждым солнечным днем. Больше всего терзала мысль о малодушии, которое он проявил тридцать три года назад, испугавшись позора. Тогда ему казалось, что это проявление великого, бескрайнего милосердия, за которое воздастся, но сейчас корил себя и презирал.

Впрочем, родная кровь еще оставалась. Милая, пятнадцатилетняя Мари. Безмятежное и нежное создание. Ее лорд Уолес решил взять с собой на свадьбу барона Ветэро, не самого крупного и уважаемого вассала, но лорд надеялся, что на праздник приедут знатные люди, в том числе из Миарита — земель, лежащих к западу от реки Кули, а также региона Террояль — сердца Королевства Эриндан. «Устроить жизнь дочери — это долг любящего отца» — повторял себе де Кран. А потому, не сообщив жене, приказал Мари спешно собираться и следовать в карету.

Подвесной мост медленно опускался. Цепи, удерживающие массивную дубовую плиту, натужно гремели. Одновременно поднималась решетка из стальных четырехгранных прутьев, а последний оплот обороны — обитые с наружной стороны металлом двустворчатые ворота, давно открыли в ожидании лорда.

Кони резво устремились на простор. Утомленные ожиданием люди весело переговаривались, обсуждая предстоящие празднования и дорогу. Знамена развивались на ветру. Бренчали стальные доспехи и оружие рыцарей, которое оруженосцы начистили до блеска, но не забыли и о себе, натерев кольчуги и шлема маслом.

Две пары серых лошадей тянули четырех колёсный экипаж сюзерена. Как и полагалось у аристократов, карету лорда де Кран украшала позолота и родовые регалии, включая преобладающий желтый цвет. Она оказалась достаточно просторной. Двое человек могли комфортно путешествовать, полулежа на бархатных подушках. Уолес закрыл коричневые шторки и не показывался.

Жители Порта-Грэртон высыпали навстречу процессии. Женщины с корзинами, с детьми и без оных, радостно приветствовали благородных рыцарей. Отцы усаживали сыновей на плечи, показывая пальцами на гербы и баронов. Когда кто-то из воинов махал рукой, толпа тут же отзывалась радостными криками. Каждый из стоящих мечтал хотя бы на денек оказаться на боевом скакуне, погостить в замке, надеть на себя шелка и побывать на пиру, но это так и оставалось несбыточной мечтой. В сущности, жители городов хоть и являлись свободными людьми, но не имели возможности вырваться в высшее общество. Даже в процветающем Порте-Грэртон, где горожане жили в целом не так уж плохо, простолюдин ни за что не стал бы рыцарем, хоть и безземельным.

Рядом с замком правителя располагались особняки знати, которая в основной массе, предпочитала жить в столице региона, а не в собственных феодах. Также мелькали дома зажиточных горожан и торговцев. Тут же располагалась резиденция гильдии Раскоса, отделение гильдии Хранителей и представительство ордена Рыцарей Меча, которые запустили руку во все крупные поселения. Двух, трех, а иногда и четырехэтажные каменные строения поражали смердов красотой и роскошеством. Как правило, дома богатеев окружали высокие заборы, а также немногочисленная, но хорошо вооруженная стража.

Улицы, по имперской традиции, все еще мостили камнем и белым дорожным кирпичом, но только лишь на площадях и торговых улицах, где купцы средней руки держали лавки, являвшиеся частью их собственного дома, а также погреба или склады. Торговлю в таких лавочках обычно вели родственники дельца или наемные работники. Ремесленники также жили в подобных домах, где изготовленная продукция продавалась, не выходя на улицу.

Бедняки ютились в инсулах, оставшихся со времен Тамора. Арендные дома, сделанные в несколько этажей, и, как правило, из некачественных материалов, вмещали десятки семей, проживающих в душных и тесных комнатушках. Обычно инсула строилась в форме квадрата, с небольшим двориком в середине, где можно приготовить пищу или укрыться от солнца. Улицы в таких районах не покрывались ничем. Дорога часто раскисала после дождя, и грязь чвакала под ногами, засасывая и без того неудобные башмаки, привязанные к ступням шнурками.

Имелся и храм, принадлежащий Святой Церкви Светлой Девы. Священники активно проповедовали в бедняцких кварталах. Проповеди находили там немалый отклик. Люди, видящие в мирской жизни только лишения, тяжелый труд и нищенское прозябание, надеялись хотя бы после смерти приобрести воздаяние за перенесенные тяготы. Жрецы также призывали к смирению с царившими вокруг порядками и твердо осуждали любое вольнодумство, поощряя паству терпеть лишения, которые установлены не людской, а божественной волей.