Шрифт:
Рис. 58. «Подмененная женщина», мотив K32. Старая или некрасивая женщина, злой дух или (редко) мужчина-трикстер приходит к человеку под видом его жены, невесты, (редко) сестры либо под видом незнакомой, но наделенной всеми достоинствами молодой женщины. Настоящая жена, невеста или сестра изгнана, заключена в нижнем мире, убита и пр.
Хойхой. Птичка велит бездетной женщине разделать корову, сложить все в шкуру, зарыть. Из разных частей коровы возникают дети, младшая — Молоко (возникла из вымени). Ее видят двое братьев, один берет ее в жены, другой берет ее сестру, все они идут к матери девушек. По пути Молоко идет искупаться, Лягушка забирает ее одежду, занимает ее место. Молоко приходит в дом мужа в облике служанки. Слепая мать братьев просит сына остаться и подсмотреть. Он хватает свою настоящую жену, она делается красавицей. Лягушку он бьет бичом, прогоняя в реку, слепая мать прозревает.
Пайван (Тайвань). Человек срывает цветок, чтобы принести дочери, змей говорит, что цветок его, требует за него дочь, грозит убить. Старшая дочь отказывается, младшая выходит за Змея, тот превращается в красивого богатого юношу. Старшая сестра завидует, в отсутствие Змея приходит к сестре, предлагает купаться, просит разрешить примерить ее одежду, топит сестру, занимает ее место, притворяется больной. Вечером в дом врываются кузнечики, мухи, муж чувствует какой-то обман. Утром птичка поет ему, что с ним мнимая жена, а она, птичка — настоящая. Муж убивает мнимую мечом, птичка превращается в прежнюю жену.
Чукчи. Солнце спускается на землю, женится, поднимается с женой по солнечному лучу на своем белом олене. Пока ищет брод через Песчаную Реку (т.е. Млечный Путь), женщина Черный Жук уговаривает жену Солнца поменяться одеждой (либо кожей), иначе нападет ведьма. Она прячет ставшую жуком женщину под корнями травы, занимает ее место. Когда настоящая жена рожает сына, ее жучиная кожа лопается, она шьет прекрасную одежду для сына, для себя и для Солнца. Сын охотится на оленей, мать посылает его искать отца; стрела, пущенная через Млечный Путь, падает у дома Солнца. Сын объясняет, кто он. Солнце ищет в голове у ложной жены, видит, что у нее шея жука, бросает ее в огонь, она превращается в черного жука, распространяющего болезни. Солнце с настоящей женой посещают ее отца, Солнце дает ему белых и пятнистых, а тот ему черных оленей, явившихся из подземного мира.
Варианты «небесной жены» можно классифицировать исходя из того, считается ли женщина птицей определенного вида, просто небесной девой, звездой и т.п. В Юго-Восточной Азии и в Южной Америке идентификация максимально разнообразна, а в Северной Евразии, напротив, единообразна. Персонаж из другого мира ассоциируется здесь с крупной живущей на воде или у воды птицей — лебедем, гусыней, уткой или журавлихой. Биологически журавли не слишком близки к остальным видам, но их объединяет с ними хорошо заметная особенность: все эти птицы относятся к числу перелетных и летят клином (отсюда их немецкое обозначение Zugvogel). Этих птиц считали способными приносить детей из иного мира и уносить их туда [Афанасьев 1984: 183—185; Шталь 1982: 201; Holmberg 1927: 54], они же в основном фигурируют в евразийских и североамериканских текстах на сюжет «журавли и пигмеи» (мотив К22; [Березкин 2008а; Berezkin 2007; Scobie 1975; Toivonen 1937].
Из сравнения карт на рис. 57 и 58 видно, что мотив небесной жены очень популярен в Южной Америке, редок на основной части Северной и еще более редок в Африке. Мотив подмененной женщины в Африке распространен гораздо чаще, чем «небесная жена», а в Южной Америке — реже.
Похоже, что мотив небесной жены возник в пределах индотихоокеанской окраины Азии, откуда вместе со многими другими попал в Южную Америку с первым потоком мигрантов — в Новый Свет. В континентальной Евразии он в это время, скорее всего, отсутствовал. Позже из обширного набора вариантов здесь был заимствован лишь один, в котором волшебная жена выступала в облике лебедя, гусыни или белой журавлихи-стерха. Вполне вероятно, что это произошло в связи с проникновением новых групп населения с юга в период между ледниковым максимумом и климатическим оптимумом голоцена. При этом из всех евразийских традиций за пределами Юго-Восточной Азии только у хоринских бурят мотив служит основой не сказочного повествования, а этногенетического мифа. Вполне допустимо, что маршрут проникновения «лебединого озера» в Северную Евразию проходил именно через Восточную Сибирь.
В Северной Америке, в отличие от Южной, мотив небесной жены на ранних стадиях заселения континента распространения не получил (либо этот мотив не был унаследован здесь более поздними индейскими группами от самых первых мигрантов, чье наследие хорошо сохранилось в Южной Америке). Североевразийский вариант с женой-гусыней, уткой и т.п. проник в Северную Америку только вместе с эскимосами, от которых его почти наверняка заимствовали тлинкиты и хайда, но не атапаски и не более южные группы индейцев Северо-западного побережья. У эскимосов же подобные повествования распространены повсюду — от Чукотки до Гренландии, не отличаясь ничем существенным от чукотских и юкагирских. Что касается юга Европы, Ближнего Востока, Кавказа и Средней Азии, то здесь распространился вариант с волшебной женой-голубкой. Когда именно, судить сложно, но ареальная корреляция с распространением ислама прослеживается.
На фоне такой реконструкции понятно, почему «небесная жена» редко встречается в Африке. Все версии записаны среди банту и этногенетических мотивов не содержат. Их прототип мог попасть в Африку вместе с азиатскими мореплавателями, которые посещали восточное побережье континента. Затем истории о небесной жене распространились среди бантуязычных групп, живших дальше от побережья. Ни в Западную Африку, ни к койсанам мотив не проник.
Мотив «подмененной жены» не только имеет иное ареальное распределение, но и, в отличие от «волшебной жены», используется исключительно в таких повествованиях, которые не носят этногонического характера. Даже этиологические мотивы, связанные с появлением определенных характеристик животных, в соответствующих текстах встречаются очень редко. Тексты, основанные на данном мотиве, скорее всего, воспроизводились просто потому, что казались интересными, функцию этнической самоидентификации они не выполняли.
В каком именно регионе мотив подмененной жены первоначально распространялся, сказать трудно, но с древним индо-тихоокеанским центром культурогенеза он вряд ли связан. Этот мотив не только отсутствует в Австралии, но и очень редок в Индонезии, а все многочисленные океанийские и новогвинейские варианты похожи друг на друга и, по-видимому, восходят к одному-единственному прототипу (женщину подменяет водный дух). Что касается Южной Америки, то там мотив совершенно отсутствует на юге и в Восточной Бразилии, а в Амазонии редок. Напомним, что именно в районах к востоку от Анд обычно сосредоточены мотивы, сохранившиеся от самых ранних мигрантов.
Относить распространение «подмененной женщины» в Евразии к совсем уж недавнему времени, когда оформилась волшебная сказка, тоже, однако, нельзя. Характерные для северо-востока Сибири и Америки варианты своеобразны и никакого влияния волшебной сказки не обнаруживают. В текстах, записанных за пределами Нуклеарной Евразии и Африки (кроме Южной), антагонистом является не просто женщина, наделенная отрицательными характеристиками, а злой дух или животное (жук, лягушка, ящерица, гиена и т.п.). Сказочные варианты с ведьмой, злой мачехой и т.п., характерные для Европы, Передней Азии и большей части Африки, на этом фоне вторичны.
Мотив подмененной женщины может сочетаться с двумя другими: «живая утопленница» (K33) и «подмененная пасет скот» (К32Б). Первый характерен для Африки, Евразии и Северной Америки. Второй в Африке представлен шире всего, но известен и в Евразии. Оба мотива могут использоваться и вне связи с «подмененной женщиной». Чтобы стало ясней, о чем идет речь, приведем несколько резюме, начав с «живой утопленницы» (рис. 59). Выбраны главным образом неевропейские версии, поскольку европейские типа сказочных сюжетов ATU 409 («мать-рысь» в СУС), ATU 450 («братец и сестрица» в СУС) читателям наверняка известны.