Шрифт:
Чтицу?
Логичный выход. Простой. Самый простой из всех возможных. Если его драгоценная Нэсс и являлась по указанному адресу, то след останется. Да и с Синтией встречу покажет… и надо признать, голова у парнишки все же варит.
Но просить Тельму.
После того, что было ночью… ладно, если бы это имело отношение к делу, однако…
— Я понимаю, что она не должна. Но я готов заплатить. У меня есть деньги.
— Погоди.
Однако Джонни не собирался отступать.
— Ей не понадобится ордер, потому что я являюсь арендатором, и работать она будет по моему приглашению… и я хотел сам подойти. Но подумал, что вам стоит знать.
Стоит.
И отказать пареньку не выйдет. Да и не хотелось отказывать, потому как прав он в одном — мутная история. Нет, может статься, что девицы воспылали друг к другу любовью на почве грядущего родства, но сомнительно…
— Я имею право знать, что произошло, — сказал Джонни, глядя в глаза.
— Хорошо, — Мэйнфорд потер переносицу. — Тельма в Архиве… спустись за ней сам. И объясни там, что к чему… вкратце. Скажи… скажи, что хочешь знать, кто приходил к твоей невесте в твое отсутствие. И что я не возражаю…
— Спасибо.
— Отработаешь, — Мэйнфорд вытащил серую папку. — Договоритесь на вечер. А пока… на вот, глянь. Что скажешь?
Глава 32
Решила отказаться от названий глав. Будет лишь нумерация.
Кохэна Тельма встретила на лестнице. Она не могла бы сказать определенно, была ли эта встреча случайной, или же Кохэн, повинуясь каким-то своим представлениям, за нею приглядывал, но следовало признать, что появился он как нельзя кстати.
Тельму распирало желание сделать хоть что-то.
— Как настроение? — светским тоном осведомился Кохэн, и пилочкой по ногтям провел.
Тогда Тельма, пожалуй, и обратила внимание, что ногти эти покрыты лаком, и не бесцветным, который еще подошел бы мужчине, но ярко-розовым.
— Что? — Кохэн проследил за взглядом. — В этом сезоне, между прочим, в моде оттенки топленого коралла…
— Если коралла… — Тельма смутилась, впрочем, смущение переборола быстро. В конце концов, пусть хоть целиком себя разрисует, ей какое дело? Нет, дело было, но не до ногтей, а весьма конкретное, спрятанное на дне сумочки вместе с блокнотом и плюшевым медведем. — Скажи, у тебя есть знакомый алхимик?
— Есть, — пилочку Мэйнфорд убрал в нагрудный карман и подул на ногти. — А тебе зачем?
— Вот, — она вытащила бумажный сверток, в который отсыпала с полдюжины пилюль. — Хочу понять, что это такое.
Кохэн сверток развернул, поднес к носу.
— Откуда счастье?
— Приятель принес… сказал, успокоительное.
— Тебе?
Тонкий момент, и ложь он почует.
— Нет.
Ноздри дрогнули, а в темных глазах блеснуло пламя. У змей отменное чутье, а он еще и крылатый.
— Кому — не скажешь?
— Не скажу, но… подозреваю, что это не улучшит состояние здоровья… этого человека.
Она не сказала ни слова неправды. И это, кажется, не понравилось Кохэну. Впрочем, возвращать сверток он не стал, но аккуратно сложил, убрал таблетки в тот же кармашек, в котором исчезла пилочка, и любезно предложил руку.
— Как прошел вчерашний обед?
Надо же… а Тельме казалось, спрашивать он станет о другом.
— Примечательно.
— Будь осторожней с Гарретом. Он любит играть, — Кохэн поднимался по лестнице медленно, явно подстраиваясь под шаг Тельмы. — А еще женщинам сложно отказать ему…
— Не знаешь, с чего бы?
Должно же быть внятное объяснение этому нечеловеческому обаянию.
— Не знаю… женщин сложно понять… почему вы так любите уродов?
— Он не уродлив.
— Я большей частью о моральных…
Какая содержательная беседа! Но уж лучше так фразами перебрасываться, чем обсуждать то, что обсуждать не хотелось бы.
— Я лишь предупредить хотел, — примиряюще сказал Кохэн. — А заодно поинтересоваться… обедать будешь?
— Буду, — Тельма руку забрала. — Но сама. Без вас. Понятно?
— Чего уж не понятного, — масеуалле не настаивал, то ли повода не было, то ли… просто почувствовал, что Тельме надо побыть одной. — Зонт тогда возьми. А то дождина такая…
Небо и вправду разверзлось, словно накопилось в нем за последние дни обид несказанных, а может, просто устало оно от города, вот и решило разом смыть.
Или хотя бы вычистить.
Серый дождь.
Плотный.
Стеною. И Тельма, кляня себя за упрямство — можно было спуститься в столовую при управлении — пробирается сквозь эту стену. Она шагает по лужам, которые уже не лужи — озера воды, которые того и гляди станут морями, а после сольются друг с другом в ласковых объятьях, превращаясь в океан. И прибой уже лижет пятки старых туфель.