– Все-таки это правда, что мы до сих пор на одной планете? В одном мире с остальными Богами и смертными? – Не удержался я от вопроса, на что лектор ответил хмурым взглядом и едва дернул щекой. Явный признак недовольства мастера Атона, я хорошо его изучил за прошедшие годы, но в очередной раз не сдержался.

Седовласый архивариус крепко затянулся и выдохнул густой клуб сизого дыма. Да, сейчас я видел перед собой именно величественного архивариуса. Дым, выпущенный на свободу, не стал развеиваться по комнате, а разделился на три сферы: одна была не больше моего кулака, вторая раза в три превосходила ее по величине, а третья раздулась до такой объемов, что мне едва ли хватило бы длины рук, чтобы обхватить ее. Сферы выстроились в ряд.

– Магия пространства таинственна и непостижима для умов смертных. Если и есть те, кто владеют ей, то лишь крупицей ее, самой незначительной частью. Легенды гласят, что Великий Бог Амон, став хранителем обрел понимание ее сути, несмотря на то, что основой его сердца была пустота, вобравшая в себя первозданную тьму зарождающейся галактики. – Лицо мастера вновь обрело загадочный и какой-то мечтательный вид. – Наш мир состоит из трех частей одного целого: Божественного плана, – вперед вылетела сфера среднего размера, – Срединного плана, мира смертных, – вслед за ней зависла самая большая сфера, – и Бездны, что является средоточием ядра хаоса и место нашего заточения. – Мастер снова повел рукой и сферы выстроились в одну линию, так что первая едва контрастировала со средней, а третья затерялась где-то позади. – Мы способны видеть лишь в одной плоскости, где все сливается воедино, но суть в том...– сферы снова развернулись, и теперь я видел каждую из них, – ...суть в том, что истина гораздо глубже и непостижима для обычных умов.

– Но вы же знаете об этом, значит, познали суть магии пространства? – Я как завороженный следил за движениями сфер дыма, которые в мгновение потеряли форму и лениво расползлись по воздуху клубящимися ручьями.

– Знать, что есть мир и знать, как он устроен совсем не одно и то же, ученик, – строго отрезал мастер и снова крепко затянулся, но в этот раз дым привычно закрутился в танце извивающихся линий и со временем потерял свою плотность. – Но я хотел поведать не об этом, – старик устало помассировал прикрытые глаза и продолжил:

– Заносчивость и тирания даамонцев привела к тому, что Боги, оскорбленные положением своих потомков, пошли против своей природы и вмешались в дела смертных. Они избрали эмиссаров, что возглавили восстания ущемленных народов. Так началась самая кровопролитная война за всю историю нашего мира. – Рассказчик замолчал на долгие несколько минут. Немигающим взглядом смотрел в огонь и в его печальных глазах плясали всполохи красного и черного пламени. – Одни Боги желали лишь проучить наглецов, а другие... другие жаждали их полного истребления. Так появилось два божественных пантеона. Один возглавил младший брат Амона, прародитель кайярийцев, первых, кто восстал против гегемонии империи Даамон, а второй – его сестра, Прекрасная Тария, прародительница датарийцев. В том числе и твоя, Альм, по материнской линии. Датарийцы никогда не были врагами Даамон. Их можно было назвать вассалами, но с большой натяжкой. Все же, даамонцы всегда были истинными детьми своего отца, чтобы там не говорили. Такие же амбициозные и принципиальные существа. Великий любил свою сестру, а наши предки покровительствовали датарийцам. Часть души Прекрасной Тарии, до сих пор освещает наш путь в бесконечной тьме Бездны, – архивариус бросил печальный взгляд в сторону окна, в котором блуждал мягкий и таинственный свет иллюзорного Геллара. К концу речи, мой рассказчик заметно растерял воодушевление где-то глубоко в своих тяжелых мыслях, поэтому я поблагодарил его за гостеприимство и тактично удалился.

Беседы, подобные этой случались далеко не часто, но даже так я многое узнал от мастера о том, что окружает меня, но самое главное – я, пусть и немного, но узнал о себе. Я полукровка. Тот, в чьих жилах бурлит кровь великого народа империи Датар. Кровь, подавившая влияние Хаоса. Даже цвет моих глаз, если отринуть легенды желтоглазых выродков, можно объяснить влиянием силы кровавого Геллара, что зависает в небесах Срединного плана словно вестник беды, оповещающий о дне размытых границ. В один из таких дней я и родился, поэтому, кто знает, может это как-то связано...

Я всегда считал себя сиротой. Чужим среди тех, кого и сам никогда не смогу назвать родными, но я совсем не изнываю от жалости к себе. Да, порой я думаю о маме. Я хотел бы знать какая она, счастлива ли в новой семье, есть ли место в ее сердце и мыслях для меня? Да, порой тоскливо. В такие моменты я остро ощущаю нужду в уединении. Украдкой выбираюсь из крепости и провожу полночи в изнурительной тренировке на скальной платформе. Там лишь мерцающий свет иллюзорного светила, холодный камень скалистых гор, вибрация копья в моих руках и яркое воображение, в котором я с упоением, раз за разом вырываю сердце у одного конкретного желтоглазого выродка...

Минас засыпал. Для осколка мира, понятие дня и ночи являлось эфемерным. Здесь тьма, вечным спутником следовала за мерным свечением иллюзорного Геллара, который разливался голубым серебром на неприветливых картинах маленького мира. В сердце этого мира расположился каменный монстр, ощетинившийся острыми зубьями крепостной стены, он неустанно следил за обманчиво безмятежной тьмой мрачного леса, а в пределах его округлой формы постепенно исчезал огонь в глазах неподвижных стражей. Будто, убедившись в безопасности своих обитателей, они засыпали, чтобы вновь очнуться в темноте неизменной атмосферы.

Свет в окнах, словно по цепочке затухал сначала в мелких домах окраинных районов, стремительно погружая во тьму весь город. Редкие таверны первых линий все еще пылали ярким светом танцующих огней, издавая приглушенные ритмичные звуки музыкальных инструментов и громогласный хохот десятков глоток зажиточных граждан Минаса. Жителям этого города-государства тьма никогда не доставляла неудобств, ведь это сила их Бога, родная стихия. Вот только свет дарил им краски и тепло, которых порой так не хватало.