Его звали Киаран… Я закрыла глаза, пытаясь вызвать воспоминания. Но ничего не случилось. Даже сердце не екнуло.

Значит, мой муж разорвал отношения с родителями из-за меня? Слезы снова начали подступать. Как же сильно он любил меня. Рука Альвера сжала мое плечо, а я посмотрела на нее с благодарностью. Этот жест привел меня в чувство.

– Мы даже не знали, что у вас ребенок… Девочка… , - миссис Блюменфельд спрятала лицо в платочек. – Пока особая магия Академии не показала, что в мире обычных людей живет маленькая драконица. Поначалу мой муж был уверен, что это – какая-то ошибка. И решил проверить. И магия привела его к вам.

Ей понадобилось время, чтобы продолжить. Все переживания читались на ее лице. А я даже не помню, как выглядел тот, кто любил меня, и кого любила я.

– Даже сейчас, когда я говорю это, мне ужасно стыдно. Мой муж был против того, чтобы я говорила вам об этом. Он хотел сохранить эту тайну до конца. Он очень гордый, - сглотнула миссис Блюменфельд, глядя на меня.
– Но я уверена, что он уже сто раз пожалел о том, что случилось. И сейчас я бы хотела, чтобы все встало на свои места.

Она протянула нам документ, а я вздохнула и взяла его дрожащей рукой, развернув его. Я еле держалась.

– Вы хотите дать ей свою фамилию? – спросила я, глядя на миссис Блюменфельд. Она кивнула.

– Вы опоздали, - произнес Альвер. – Девочка носит фамилию двух родов. Моего и Белуара.

Вместо ответа миссис Блюменфельд тяжело вздохнула. А потом подняла глаза.

– Могу ли я ее увидеть?
– попросила супруга ректора

Я смотрела на бывшую свекровь.

– Да, - едва слышно произнесла я.

– Я бы хотела, чтобы ее увидел и мой муж, - утерла слезы гостья. – Я перепробовала все способы, чтобы привести его в чувство. Я чувствую, как он снова засыпает… Он, словно, окаменел от горя. Так же было, когда мы потеряли сына… И я подумала, что появление Златы способно что-то изменить… Может, услышав ее голос, увидев ее, он поймет, ради чего стоит снова вернуться к нам?

– Я… - выдохнула я. – Я… Простите!

Я не выдержала и поднялась со стула, выходя в коридор. Там, стекая по стене, я сжала губы, пытаясь сдержать рыдания. Но слезы молча текли по щекам. А вдруг я все вспомню? Мне стало страшно. Я ведь хочу и не хочу вспоминать!

– Я понимаю, как тебе тяжело, - послышался голос Альвера. Он был глухим и тихим. – Но от ректора зависит судьба магического мира. Мы выиграем время. Как только ректор придет в себя открытый конфликт прекратиться.

– А бывало ли, что кто-то что-то вспоминал? – спросила я, растирая слезы.

– Были случаи, - голос Альвера заставил меня поднять на него взгляд.

– Я хочу и не хочу вспомнить, понимаешь? – прошептала я. – Я боюсь, что что-то вызовет у меня воспоминания. И они меня добьют. Это сложно понять…

Меня обняли, а я взяла себя в руки. Если есть шанс, что ректор очнется, то я должна им воспользоваться! Ради Златы.

Я вернулась в комнату, понимая, что медлить нельзя. Неизвестно, сколько замков сгорит, если ректор не очнется и не наведет порядок.

– Я согласна, - выдохнула я, видя, как миссис Блюменфельд встает с кресла. – Когда?

– Сейчас,- кивнула бывшая свекровь. А у меня что-то внутри сжалось.

– Ты уверена, что готова? – негромко спросил Альвер, а я понимала, что ни в чем не уверена. И вовсе не готова! Но разве у меня есть выбор? Когда речь идет о жизни дочери, я не могу позволить себе сомневаться.

– Да, - кивнула я, готовясь ко встрече с прошлым. Мне всегда казалось, что где-то есть место, где прошлое ждет меня. Когда я поймала себя на мысли, что не помню ничего про мужа, я задумалась, а что будет, когда вспомню? Я задумывалась о том, что случилось намного раньше, чем узнала, что моя дочь -дракон. Психолог тогда сказала, что это, видимо, был травматичный опыт, и ничего страшного, что я ничего не помню. Так мой мозг пытается защитить меня. Но она ведь не знала о существовании магии. Чувствую, что те, кто ей об этом говорили, уезжали в новом наряде с длинными рукавами на машине скорой помощи.

– Злата! – позвала я в коридор. Прошло минуты две, как первым прибежал кот. И посмотрел на меня красноречивым взглядом, выдавая протяжное: «Мя-я-яу!», так похожее на «Жра-а-а-ать!». Он был уверен, что если я зову Злату, то непременно для того, чтобы накормить ее.

– Да, мам! – послышался запыхавшийся голос дочки, которая неслась по коридору мне навстречу. – Мы играли с Горынычем и Глистом! Глист орал. Ты его слышала!

– Давай ты не будешь называть его Глистом, - полушепотом произнесла я, глядя на дочку с укором. – Придумай ему другое прозвище. Не обидное.

– Хорошо, будет огурцом, - вздохнула Злата. – Огурец – это не обидно?

– Почему огурец? – спросила я, прижимая Злату к груди. О, как уберечь тебя от той боли, которую ты испытаешь, узнав про то, кто на самом деле ректор. О том, что ты росла в счастливой семье, в которой мама и папа любили друг друга. И была счастливым ребенком. А, может быть, так бы продолжалось дальше, если бы не два упрямых старика.

– Он длинный, зеленый и в пупырку! – вздохнула Злата. – А еще он ядовитый. Он сам нам так сказал! Глист, то есть огу… Ну Вивернель, сказал, что он – ядовитый.