Шрифт:
– Ничего ты ей не объяснишь! А зная тебя, ты только хуже сделаешь! Лучше пусть ненавидит нас, чем себя! – тряхнул меня за плечи Альвер, пытаясь привести в чувство. – Дай ей время успокоиться! Она сейчас тебя не услышит! Мы поговорим с ней, когда она успокоится!
– Да, но если это бы был бы Вивернель! – парировала я, все еще пребывая в смятении.
– Мой сын ненавидит меня, - усмехнулся Альвер. – И если со мной что-то случиться, то первое, что он сделает – сожжет все мои портреты. А уж потом нажрется сладкого и не будет спать до двенадцати. Собственно, что хотел сделать я в свое время, узнав, что родители не вернутся. Маму было немножко жалко. А папу нет. И когда Белуар пришел в замок, он сказал, что родители не вернутся. Я открыл ящик папиного стола, достал оттуда фамильный перстень главы семьи. Там еще бумаги какие-то лежали, но мне они были не интересны… Я надел перстень на палец, как это делал отец. Он упал, и я снова надел его, но уже на большой палец, вздохнул в отцовском кресле и сказал, что-то вроде: «Ура! Теперь я смогу есть сладкое сколько влезет и не спать до двенадцати!». Белуар уже почти ушел, как вдруг остановился. «Идем сюда, глава семьи! Сейчас ты это повторишь тете Ирле!». Мне было пять. С половиной.
Глава 17
Я посмотрела на Альвера, а он лишь усмехнулся.
– Девочка должна злиться на меня. Ни в коем случае не на тебя, и не отца, - произнес Альвер негромко, но в коридоре никого кроме нас не было, поэтому мне показалось, что он произнес это очень громко. – Сейчас она успокоиться, осмыслит все, а потом сама придет поговорить. Пусть лучше меня ненавидит, чем его…
Он снова усмехнулся, глядя на портрет моего бывшего мужа. Я не думала, что Альвер способен на такое благородство. Я внимательно посмотрела на портрет, пытаясь из последних сил хоть что-нибудь вспомнить. Ну хоть какую-нибудь мелочь, чтобы за нее зацепиться. Но все было тщетно. Мужчина на портрете так и оставался для меня чужим.
– Сейчас –то ты чего плачешь? – вздохнул Альвер.
– Я ничего не помню, - произнесла я вслух. – Увы…
Глаза Альвера вспыхнули, а я не знала, радуется он или нет. Ох, если бы знать, о чем он сейчас думает!
– Можно, я поговорю с ним? Одна? – спросила я, пытаясь проглотить в горле ком.
– Хорошо, я отойду, - вздохнул Альвер, делая несколько шагов подальше от меня. Я собиралась с силами.
– Я не знаю, каким ты был мужем, - прошептала я, прикасаясь рукой к портрету. – Наверное, замечательным. Пусть будет так… Может, мы даже ссорились по мелочам… Не без этого… Но …
Горло перехватило, а я прикоснулась рукой к его губам.
– Ты сделал то, что посчитал нужным. Ты ценой жизни защитил нас… - прошептала я, сглатывая слезы. Я не плакала, просто во рту стояла горечь. – Наверное, я тебя очень любила. К сожалению, я не помню об этом. Но я знаю одно. Ты очень любил нас. И отдал свою жизнь за нас со Златой. Я… я никогда не забуду то, что ты для нас сделал. И Злата не забудет.
Я заламывала себе пальцы, глядя в нарисованные глаза.
– Отпусти меня, - прошептала я, тяжело дыша. – Отпусти…
Я убрала дрожащие пальцы, сделала глубокий вдох и закрыла глаза, позволяя накопившимся слезам стечь по щекам.
Отойдя от портрета, я еще раз глубоко вздохнула и уперлась лбом в грудь Альвера. Он обнял меня, крепко прижимая к себе.
– Надо найти Злату, - вздохнула я, отстраняясь. Мы направились по коридору, в сторону, куда убежала дочка. Стоило нам приоткрыть дверь, как вдруг услышали: «Ш-ш-ш! Входите! Но только тихо!».
Я скользнула первая, видя огромный зал. Он был светлый, весь отделанный в золото. В самом центре лежал огромный дракон, а на лапе, как на стуле, болтая ногами сидела Злата.
– Тише, - прошептала нам миссис Блюменфельд, а ее глаза светились от счастья.
– … а потом я проболталась, - всхлипнула Злата, растирая лицо ручками. – И папа не придет…
Огромный дракон шумно вздохнул, даже прокашлялся.
– Он услышал ее голос и открыл глаз, - прошептала миссис Блюменфельд. – Я уже не надеялась…
– Не надо винить маму. Мама его не помнит. Перед уходом он наложил на нее чары. Он стер ей память, - заметил со вздохом ректор.
– Полностью? – ужаснулась Злата.
– Нет, только воспоминания о себе, - вздохнул старый дракон. – Поэтому мама не может его помнить…
– А она его вспомнит, когда он придет? – спросила подозрительная Злата.
– Он больше не придет, но вместо него буду я и бабушка, - заметил старик, ворочаясь. Никак не могу привыкнуть к размерам дракона.
– А почему он больше не придет? – спросила Злата, вздыхая.
– Он погиб, - произнес ректор, а я стояла, боясь сделать лишний вдох. – Была страшная война, и погибло много драконов. В каждой семье есть тот, кто больше никогда не придет…
– А почему? – сглотнула Злата.
– Понимаешь ли, мир драконов очень древний. Намного древнее, чем мир людей. У драконов всегда была принцесса. Она правила драконами с древних времен. Но если не было принцессы, драконы враждовали. Но стоило ей появиться, как войны прекращались. Одного ее слова было достаточно, что остановить войну. Если в семье драконов рождалась девочка, и она умела оборачиваться, то она становилась принцессой, - произнес ректор, а Злата задумалась.
– Как я? – спросила она, наконец. И даже обрадовалась. – Получается, я стану принцессой всех- всех-всех драконов?