— Это все письма, которые пришли на твоё имя, пока тебя не было. Мы не знали, куда их девать, — добавил я многозначительно.

Проигнорировав мой комментарий, прот взял бумаги.

— Спасибо, док, — он просмотрел несколько писем. — Надеюсь, ни одно из этих существ не хочет попасть на Ка-Пэкс. Список пассажиров почти заполнен.

Когда прот ушёл, я задумался над тем, какую уверенность он выказывает, какую ярую убеждённость проявляет в том, что он и в самом деле с планеты Ка-Пэкс. В нём нет ни малейшей неуверенности. Но сомнений не было и в умах других пациентов: наш «Христос» [40] уверен, что он божий сын, а местный «Крез» [41] — что она богатая и влиятельная женщина. Да и у других помешанных, считавших себя не теми, кто они есть, сомнений не возникало. Если на то пошло, то каждый из нас по-своему заблуждается, преувеличивая или приуменьшая свой ум и привлекательность. С другой стороны, может мы и впрямь те, кем себя считаем. В одном прот всё же прав: истина — это то, во что мы верим.

Идея, которая посетила меня прошлой ночью, была не просто неубедительной — она была дряхлой. За исключением открытия, что Роб симулировал своё слишком быстрое исцеление в 1995 году, ни Пол, ни Гарри не смогли прояснить, что же случилось неделей ранее. Пол, кажется, мало интересуется Робом, ещё меньше протом, поскольку это не сулит сексуальных утех. И Гарри, чей психический возраст не более пяти лет, явно не знал про существование других личностей, кроме Роберта. Если больше не было никого, о ком я не знал, то единственный, кто у меня остался, это прот.

Но даже он в этот раз не горит желанием помочь Робу, возможно из-за упрямства последнего (с точки зрения прота). Прот уже потратил несколько лет на то, чтобы убедить Роберта оставить Землю и вернуться с ним на идиллическую Ка-Пэкс, и всё без пользы.

Вопросы по-прежнему остаются. Что случилось с Робертом и почему именно сейчас? Как это связано с купанием ребёнка и связано ли вообще? И самый главный: как мне сказать Жизель, что она спит с двумя разными мужчинами и именно Пол, а не Роб, отец её ребёнка?

Мысль об отставке снова зудела над ухом, и я не торопился её прогонять. Мне даже стало жаль Уилла, который успешно учится на третьем курсе медицинского университета. Но я вспомнил собственные студенческие деньки и трудные, волнительные годы ординатуры. Если бы у меня был шанс выбирать, я, вероятно, сделал бы то же самое, повторил бы те же ошибки и стойко перенёс бы превратности судьбы.

После того, как прот ушёл в отделение, я воспользовался свободной минуткой и прогулялся во дворе университета. Мне хотелось посмотреть за процессом строительства нового крыла — «Лаборатории Экспериментальной Терапии и Реабилитации Клауса и Эммы Виллерс» [42] . К тому же, с годами я пришёл к пониманию, как много можно извлечь из неформальных встреч с пациентами. Чем больше мы контактируем, тем лучше способны замечать мельчайшие изменения в их поведении, которые можно упустить в формальной обстановке смотрового кабинета. Кроме того, был солнечный ноябрьский день, а впереди оставалось мало солнечных дней.

Я встретил Офелию, сидевшую на скамейке с Алексом неподалёку от бокового входа, и подошёл поговорить. Офелия — молодая женщина, которая делает всё, что ей скажут. Сирота, жившая то в одной приёмной семье, то в другой, она рано стала одержима идеей угодить приёмным родителям, чтобы они не отправили её в другую семью. Как анорексичка, которая винит себя, что недостаточно похудела, Офелия корила себя за каждую неудачу и всё сильнее старалась угодить каждому. По иронии судьбы именно откровенно подхалимское поведение отталкивало многих, кто желал её удочерить. В то же время её обижали ученики и учителя, работодатели и коллеги, что бы она ни делала. В конце концов, Офелия перестала кому-либо доверять, но продолжала стараться всем угодить. Она попала к нам, когда её нашли бесцельно блуждающей по Центральному Парку после того, как её изнасиловал продавец обуви.

С ней был ещё один пациент, которого мы называли «Алекс Требек» [43] , по имени ведущего популярной телевикторины «Рискуй!» [44] . Возможно, потому что реальный мистер Требек, казалось, легко справлялся со своими обязанностями, наш «Алекс» был твёрдо уверен, что он (а может, и любой другой) так же легко мог бы вести это шоу и, конечно, предлагал свою кандидатуру на замену реального ведущего. Наш пациент предполагал, что сможет выступать и в Карнеги-холле [45] , если достаточно долго практиковаться. Поэтому он повсюду ходил и выкрикивал «Да!», «Ты прав!» и «Правильно!» Сами по себе эти выходки вряд ли привели бы его к нам. Проблема Алекса в том, что это единственные слова, которые он произносит.

Как и со всеми психически больными, в его поведении присутствовала и светлая сторона. С внушительными усами, спортивной курткой и галстуком он и впрямь выглядел, как реальный ведущий игровой викторины, и многие наши посетители были убеждены, что сам Алекс Требек находится на лечении в МПИ, как бы их не убеждали в обратном.

Я остановился у их скамейки и поинтересовался, разговаривали ли они с протом. Офелия тут же спросила (полагаю, чтобы не выглядеть непослушной), считаю ли я, что разговор с протом будет хорошей идеей.

— Для меня никакой разницы, — заверил я её. — Просто любопытно.

Она призналась, что разговаривала с протом на прошлых выходных.

— Правильно! — подтвердил Алекс.

— Прот не спрашивал, не желаешь ли ты отправиться на Ка-Пэкс?

— Будешь ли ты разочарован, если я скажу, что он это спрашивал?

— Нет.

— Все мы хотим на Ка-Пэкс, — призналась Офелия. — Но прот может взять только сотню существ.

— Ты прав!

В этот момент один из наших «эксгибиционистов» выскочил из-за дерева и продемонстрировал нам обнажённую ногу. Когда он понял, что до его ноги никому нет дела, то схватил свои ботинки и пошел прочь.