Сергей поправил очки и поднял голову. Они с Орловым «отстреляли» показательную программу на «отлично с отличием», как сказал довольный Захаров. После посадки они закатили машины на их места на выставочной площадке, и Димка умчался к Лене. Сегодня они собирались к какому-то неизвестному Виктору. Кто он такой и чем он может помочь Орловым, Сергей не знал, но был уверен, если понадобится его помощь, он не будет колебаться ни одной секунды.

— Ну как тебе обстановочка? — Миша Воронов подошёл ближе и с удовольствием осмотрелся вокруг. — Класс машины, скажи? Только думаю, что вот этот серый брат явно проигрывает нашим. У него крыло слабее и на виражах он отстаёт. Но хорош, зараза! И «сарай»* этот тоже ничего, вместительный, только вот неуклюжий до тошноты, как та пиндосовская коломбина*, что у нас на базе в пустыне садилась.

— А кто после нас ждёт светофора**, Мишка?

— Немцы. Я так понял, что у них тот смешной малый с усами Фридрих Кеслер будет их «Тайфун» показывать. Кстати, я вчера удивился, когда он с нами заговорил, так по-русски «шпрэхать» может только потомок русских.

— Да у него вроде предки из Курляндии, может, кто-то и из наших был, — пожал плечами Сергей, внимательно осматривая трибуны со зрителями.

Миша скосил взгляд на него и тихо бросил:

— Не в ту сторону смотришь, она левее, под козырьком, — и он кивнул головой в сторону их делегации. — Парни скоро будут, командир сказал, что на трибунах только конструкторы остаются, мы все на поле рядом с машинами. Смотри, пошёл Фридрих. Как оторвался, а? Молоток Федя!

Они прикрыли глаза ладонями от слепящего солнца и молча наблюдали, как немецкий лётчик выполняет разные фигуры пилотажа, виртуозно управляя тяжёлой машиной. Когда самолёт на малой высоте выходил из виража, Сергей замер и вдруг громко закричал:

— Да твою же мать! Мишка, он сейчас на нас пойдёт! Мужики, в сторону!

Его крик был еле слышен из-за рёва резко снижающегося самолёта, который прошёл низко над землёй и вдруг задрал нос и устремился в небо. Воронов остановился и затаил дыхание, надеясь, что всё образуется, но уже почти поднявшись вертикально вверх, самолёт задел землю хвостом, нос его дёрнулся, и тяжёлая машина начала медленно заваливаться на бок.

— Прыгай! — заорал Соколов неизвестно кому, рванувшись к месту аварии.

— Серёга, стой! — Воронов схватился за голову, отворачиваясь от яркой вспышки загоревшегося топлива. Во все стороны брызнули фонтаны горящего керосина и обломки разбившегося самолёта. В последний момент перед оглушающим взрывом Сергей и Михаил увидели отброшенное взрывной волной катапультное кресло. Соколов остановился на мгновение, проследив взглядом за резко раскрывшимся за счет горячего воздуха парашютом, и бросился в сторону пожарища.

— Серый, куда? — Воронов сделал несколько шагов, но остановился, закрываясь от обжигающего жара полыхающего самолёта. — Падай, Сокол, падай! Я помогу!

Сергей резко шагнул в сторону, переворачивая на себя пластиковую бочку с водой, и упал на землю, стараясь доползти до бездыханного лётчика, что лежал без движения. Закрываясь от ревущего пламени, он пытался захватить стропы парашюта, но ладонь натыкалась только на горячий песок. Сквозь рёв и грохот пожара он услышал сирены пожарных машин и в этот момент всё-таки ухватился за парашют и потащил шёлковую ткань на себя, упираясь спиной в землю. Рядом раздался уверенный голос Воронова:

— Перехвати другой рукой, взяли.

Они тянули парашют вместе с лётчиком, всё дальше и дальше отползая от пожара. Вдруг почувствовалось небольшое сопротивление и раздалось громкое ругательство на немецком.

— Слышь, Кеслер, ты особо не дёргайся, сможешь — помоги, — прошипел Соколов, отползая всё дальше от пожарища.

— Нога не двигается, — простонал Кеслер, — в стропах запутался.

— Ща мы тебя вытащим подальше, тогда будешь ноги свои распутывать, — сказал Воронов, поднимаясь на колени и рывком подтаскивая к себе парашют с лётчиком. Он быстро срезал запутавшуюся стропу и аккуратно перевернул Кеслера на спину. — Скажи спасибо шлему, а то хрен бы ты выжил! Подвигай ногами, руками, спина не болит?

Немецкий лётчик медленно согнул руки и ноги и тихо простонал:

— Oh mein Gott, wie schmerzhaft es ist… (Боже мой, как больно)

— Ты чего? Говори по-русски, а то мы сейчас только матом говорить можем.

— Больно, но вполне терпимо. А что с самолётом?

— Вот чудак! Главное, ты жив остался, а железо… Да хрен с ним, с железом этим! — Воронов помог Кеслеру снять шлем и аккуратно положил его голову на свёрнутый парашют. — Лежи пока, Федя, медики скоро уже будут, тогда будешь геройствовать.