Еще не успела попасть в цель последняя стрела, когда на месте появились воевода Храбр со своими людьми и князь с обнаженным мечом. Ярослав приказал стрелять из луков в ответ — в темноту за пределами лагеря, и, заметив воеводу, повернул к нему ожесточенное лицо.

— Прошу тебя — ступай к костру, — сказал поспешно, сжав тому руку повыше локтя, и отступил, когда вдалеке послышалась брань и зазвучала речь на чужом языке.

Дядька Крут переступил через себя и повернулся спиной к месту, где предстояло быть сече. За князем неслышной тенью всюду следовал Горазд.

— Не отходи от него, — сказал ему воевода, хоть и знал, что мальчишка и без его приказов умрет за князя.

Он почти дохромал до костра, где сбились в кучу перепуганные женщины, когда услышал позади себя, как заскрежетала, зазвенела сталь, встретившись со сталью.

Княжий отрок IV

Легко сказать — не отходи от князя!

Нет, знамо дело, Горазд не жалился. Как бы он посмел!

Но поспевать за князем — дело непростое. Того-то мало заботили трудности отрока. Не думать же князю в пылу битвы, как бы так поудобнее спиной повернуться, чтоб позади непременно оказался Горазд. Вот мальчишка и вертел головой по сторонам изо всех сил и взгляда с князя не сводил. Не прозевать бы еще, когда на него самого нападут!

Вокруг горели палатки, разрезая светом ночную темень. Свистели со всех сторон стрелы. Горазд заслонялся от них небольшим щитом, надетым на левую руку, и пытался закрыть собой князя. Куда там… Добро, успели кольчуги вздеть да кожаные наручи повязать. Застань их врасплох — и совсем худо было бы. Но князь не дал наемникам с Севера застать дружину врасплох, и нынче их встретил слаженный отпор.

Наемники налетели на лагерь с глухим, гортанным кличем. Как-то князь рассказывал, что он значит, да Горазд не запомнил. Все случилось очень быстро. Токмо-токмо летели еще огненные стрелы, и вот уже зазвенели мечи, и послышались глухие удары стали о крепкие щиты. Мимо плеча отрока просвистело копье, и он отшатнулся в сторону, припав к земле. Рубаха Ярослава Мстиславича мелькнула где-то впереди, пламя горящей палатки ослепило на секунду Горазда, он моргнул и упустил князя из вида.

— Не зевай! — кто-то походя сграбастал его за шиворот и поднял с земли на ноги.

Отрок узнал воеводу Храбра, но не успел ничего ответить, как тот куда-то подевался в пылу битвы. В ночном воздухе зазвучали первые, протяжные стоны. Горазд покрепче перехватил рукоять меча и ринулся вперед, туда, где видал последний раз князя. Пару раз он чуть не напоролся на чужой меч, едва-едва успевая отскочить в сторону.

«Где же князь?» — он бежал вперед и оглядывался по сторонам, но видел, казалось, кого угодно, кроме Ярослава Мстиславича.

Вокруг медленно расползался густой дым от догорающих палаток, и вверх поднимались серые хлопья пепла. Краем взгляда Горазд зацепился за наемника, возвышавшегося над валявшимся на земле человеком. Понимая, что не успеет добежать, отрок достал из сапога нож и, не целясь, метнул его вперед. Он почти попал: острое лезвие полоснуло по руке, и наемник дернулся, смазал удар. Лежавший на земле человек оказался Баженом. Улучив момент, он стремительно отполз назад и вскочил на ноги, подобрав меч, который уронил, когда падал.

Наемник оказался здоровенным великаном, чуть ли не на три головы выше Горазда и куда шире в плечах. Одной рукой он сжимал меч, другой — поигрывал топором, разглядывая двух замерших напротив отроков. Его спину покрывала старая, истрепанная медвежья шкура, вся в прорехах и дырах от ударов.

По шее Горазда катился пот, и сердце стучало глухо и быстро, пока он всматривался в лицо врага. У того из ноздри торчал волчий клык, а под глазами на щеках аж до самого подбородка были прочерчены глубокие полосы. Отрок помыслил сперва, что тот так перед битвой себя раскрасил. Он слыхал, так делают многие на Севере. Но вблизи оказалось, что полосы — старые-старые, глубокие шрамы.

— Сосунки, — зарычав, наемник широко улыбнулся, показав наполовину беззубый рот, и метнул в Бажена топор.

Горазд не успел поглядеть, что с ним стало. В мгновение ока великан в медвежьей шкуре налетел на него, непрестанно орудуя мечом, и Горазд позабыл не токмо про Бажена, но и как себя звать. Он едва поспевал отражать мощнейшие удары и медленно пятился назад, не имея сил выстоять под таким напором. Он мыслил лишь, как бы ему не упасть да не оступиться ненароком, тогда-то с ним точно будет покончено.

Сверкая полубезумными, чернющими глазами, наемник улыбался ему в лицо и что-то бормотал на своем языке. Горазд чувствовал зловонный запах всякий раз, как тот открывал рот. Вблизи белые полосы на его лице походили на следы от удара медвежьей лапы. Звериная, дикая ярость плескалась в глазах у наемника, заставляя того глухо рычать.

Пот катился у отрока по всему лицу, застилая глаза. Их нещадно щипало, но мальчишка боялся моргать. Стоит ему отвлечься — и он умрет.

«Я и так умру», — думал Горазд, чувствуя, как слабеют руки.