Я перехожу от предмета к предмету и не могу оторваться.

– Учиться тебе надо... на художника.

Стало тихо. Я оглядываюсь. Верка с грустью смотрит на меня, Рита с укоризной.

– Доктор, если бы было это возможно...

После просмотра, когда мы собираемся уходить, Верка берет картину, где она пляшет и протягивает мне.

– Доктор, возьмите. Я хочу вам ее подарить.

– Спасибо. Не жалко, это же... изумительная вещь.

– Нет. Для хороших людей, не жалко.

– Неужели так быстро разобралась, хороший я или плохой?

– Я внутренне чувствую.

Я подхожу и целую ее в щеку.

– Спасибо.

Она цепенеет от поцелуя, становится как соляной столб, ее глаза стекленеют и устанавливаются в одну точку.

– Мы пошли, ты идешь с нами?
– спрашиваю ее.

Молчание. Мы с Ритой выходим на улицу.

– Боже, ты не почувствовал что то жуткое там... в этой росписи в самой обстановке...

– Нет. Наоборот, это невероятный набор красок и везде, жажда борьбы...

– Может быть. Но я все равно, даже в этой яркости вижу трагедию.

– Вера талантлива и по моему всю свою страсть, все свои желания вложила в краски.

– Она это делает несознательно по своему протестует против этой жизни, не понимая, что это протест.

Мы идем и молчим. Каждый думая о своем. Вдруг Рита останавливается.

– Я не хочу на танцы, давай прогуляемся и ты за одно проводишь меня до дома.

– Хорошо, идем.

Мы проходим мимо клуба, где по прежнему гремит музыка и ее звуки слабо расходятся по улицам поселка. Глухо стучат Ритины каблуки по деревянному настилу.

– Я испортил тебе настроение?

– Нет. В школе есть талантливые мальчики и девочки и каждый раз когда они светятся необычными красками, мне становиться тоскливо. Для чего они здесь нужны? Вот и Вера, ты сказал, учиться надо. Все. Дороги за полигон ей нет. Окончила школу, устроилась почтальоном и теперь все. Может повезет, то выйдет за муж, не повезет - попадет под действие полигона.

– Но надо же что то делать?

– Ты можешь сказать, как от этого избавиться?

– Нет. Я еще здесь второй день.

Мы идем молча минут десять, каждый переживая внутренне свою боль.

– Вот мой дом. Я пришла. До свидания, Боря.

Рита слабо сжимает мою руку и исчезает в темном проеме калитки. Я иду к своей мед части, бережно придерживая картину.

Два часа ночи, кто то стучит и почти ломится в дверь.

– Доктор. Откройте доктор.

В трусах и майке выскакиваю к наружу. Лампа над моим крыльцом высвечивает монахиню и недалеко от нее старую развалюху машину, типа "победа".

– Доктор, игуменья Аграфена просит вас срочно приехать в монастырь. Нужна ваша помощь.

– Я сейчас оденусь.

Быстро возвращаюсь на верх, одеваюсь и беру с собой чемоданчик с принадлежностями. Монахиня ждет в машине и только я сел в нее, как она дернулась и заскрипела всеми железными боками. Женщина ведет это старинное чудо весьма уверенно и через час, сноп света фар осветил старую кирпичную кладку высокого забора. Ворота со скрипом открылись и мы въехали в огромный двор. Нас ждали, одна из черных фигур любезно открыла дверцу машину.

– Доктор, сюда.

Только вышел, как другая монахиня торопливо потянула меня в дверь.

В темной келье страдала молодая женщина со вздувшемся животом.

– Доктор, вот. Должна родить и не может.

– Свет, пожалуйста, можно больше света. У вас вода кипяченая есть?

– Есть, всякая есть и простая, и кипяченая.

– Несите все сюда.

Появилось несколько монахинь, они принесли свечи и вскоре вся комната более менее осветилась. Загремела крышка принесенного бачка, я прямо из крана вымыл руки и приступил к осмотру. Женщина не могла родить, структура тела, узкие бедра не позволяли плоду выйти наружу. До госпиталя ее не довести, воды вышли и ребенок помрет, нужно здесь делать операцию, проводить Кесарево сечение.

– Кто мне может помочь? Нужен ассистент.

– Что вы затеваете?
– раздается за спиной вопрос.

– Нужна операция, причем срочно.

– А вы можете?

– Черт возьми, если я берусь, почему нужны еще дурацкие расспросы.

Сзади тишина.

– В этой святой обители не полагается ругаться. Сестра Ксения, помогите доктору, - приказал тот же голос.

Рядом со мной возникло темное приведение.

– Оголите руки, вымойте их и потом оденьте хоть передник или чего-нибудь, - отреагировал на ее балдахин я.