– Может ты и права. Но если только молчать, и смотреть как издеваются, уничтожают людей, расправляются с тобой, на кой хрен тогда жить. Да я понимаю, что постараются заткнуть рот, может посадят, но не все же люди идиоты, если капля сомнения или правды проникнет в их души, то у меня уже будут помощники и соратники. Ты представляешь, выставка жителей полигона, где люди живут в ужасных условиях, гниют, умирают и пишут такие вещи. Это уже агитация за нас.

Рита смотрит с сомнением. Верка и Надежда с одобрением в глазах.

– Я тоже принесу свои самые лучшие вещи, - кивает головой Верка.

Она тоже исчезает.

– Не забил ли ты им головы несбывшимися надеждами?

– Нет.

– А куда ты все отвезешь?

– Там у меня в больнице работает один знакомый, теперь тоже доктор. Мы с ним учились вместе. Вот хочу ему подбросить.

– Не надо ему. Вот возьми письмо, вот адрес моей мамы, пусть привезут все к ней, она сможет пока у себя все сохранить.

– Спасибо, Риточка.

В шесть утра у моего дома останавливается машина и тут же словно из под земли появились люди из поселка, они столпились у двери.

– Что там у тебя, давай грузи, - кричит мне старлей.

– Сейчас.

– Доктор, мы тебе поможем, - это дед Тимофей.
– Пойдем, - командует он окружившим его людям и рукой зовет их в дом.

За пол часа машина загружена и мне показалось, что картин и вещей увеличилось, чуть ли не в двое. Я отдаю письмо Риты и адрес ее мамы старлею.

– Вот отвезешь сюда.

– Ну ты даешь, старина, надо же как прибарахлился, а всего то живешь, несколько месяцев. Будь спокоен, довезу.

Днем у меня сидят несколько пациентов и завсегдатаев. Неожиданно приехала развалюха-машина из монастыря. Монахиня робко вошла в кабинет и встала передо мной.

– Игуменья Аграфена просит вас срочно приехать.

– Что произошло?

– Ракета... разорвалась над нами...

– Шариковая, с пластинами, химическая?

– Нет..., с огнем... Несколько монахинь пожгло. С пожаром, слава богу, справились...

– Сволочи, мать их в стенку, что же они делают.

Монахиня испуганно крестится. У медсестры Надежды от изумления выпал из рук карандаш. Я иду собираю свой чемоданчик.

Опять машина, противно скрипя изношенными конструкциями, вывозит меня из села.

В огромном дворе монастыря еще дымится бревенчатое строение. Сам монастырь не пострадал, камень и черепица, спасли его от небесного подарка. Игуменья Аграфена, с испачканным сажей белым воротничком, встретила меня на ступенях.

– Как это произошло?
– после приветствия спросил я.

– Слава богу, что взрыв был там, метрах в ста от забора. Сначала ухнуло, а потом яркая вспышка и все вокруг залило огнем... Камень забора сдержал силу огня, но все же язык лизнул крышу часовенки. Она в основном и загорелась, три монахини, что там были, в пламени выскочили наружу. Еле погасили на них огонь. Пойдемте, доктор, я их покажу.

Только одна из них без сознания. Ожоги охватили всю нижнюю часть тела. Я чищу ранки, дезинфицирую пораженные площади и смазываю все мазью Вишневского. Теперь я бессилен, нужно терпение и время для ее лечения. С остальными легче, очаги поражения небольшие, им тоже оказываю помощь.

Игуменья угощает меня чаем.

– Говорят, вы картины отправили в Барнаул.

Ну вот об этом уже все знают.

– Да, матушка, хочу там показать их людям.

– Вы здесь нужны, доктор. Кто то должен бороться против этой... военной мерзости.

– Матушка, надо бороться в миру, а не в этом котле. Здесь дальше проволоки не плюнешь.

Она красиво, как Кустодиевская купчиха, держит блюдце с чаем и размышляет.

– Хорошо, будете там, вас же раздавят... Машина подавления такова, что и слова пикнуть не посмеете.

– Я считаю надо попробовать.

– Как же вы думаете пробраться туда?

– Пока еще точного плана у меня нет, но я знаю одно, надо бежать... В отличии от местных, у меня же пока есть паспорт и на первых порах где то можно устроиться, есть друзья, которые может быть и не предадут. Я понимаю, могут объявить всесоюзный розыск, обозвать преступником, но даже если потом и поймают, я хочу успеть написать письма во все общественные организации, министерства, за границу. Хочу устроить передвижную выставку...

Игуменья качает головой.

– Что-нибудь не так, матушка.

– Мне в это мало вериться, но дай вам бог счастья. Если вы действительно хотите спасти нас, я хочу благословить вас на это.

– Спасибо.

– Теперь давайте подумаем как исчезнуть от сюда. Разговоры это одно, а организовать бегство это другое, я хочу помочь вам. У меня в Иркутске, служит в православной церкви отец Иоанн, очень хороший человек. Если будет совсем худо, бегите туда. Я дам рекомендательные письма к нему, а дальше все зависит от вас.