– Мам, ну не плачь. А ты не будешь опять выливать на папу холодную воду из тазика?

– Я уже не в том возрасте, чтобы устраивать такие сцены. И матрасы портятся.

Звонок в дверь. То есть стук. Звонок давно сломан. Мама следует в прихожую. По пути отбирает у Володи сапожный крем. Малыша придется основательно помыть.

Дверь открыта. Сколько народа. Вот это встреча! Папа выползает из комнаты и смущенно встречает гостей. Теперь количество детей в комнате увеличивается втрое, а на кухне заседает нечто вроде семейного совета.

– На сотню баксов можно купить и станок, и подержанный спорткомплекс, заявляет симин муж.

– Да какой нам теперь спорткомплекс, - горестно вопрошает мама.

– Одни наши знакомые продают за очень умеренную цену, - говорит Сима, выкладывая из рюкзака

продукты.

Мужская часть компании собирается уходить.

– Да вы что, ребята? Я не могу, - бормочет помятый папа.

– Переночуешь у нас. Чтоб сменить обстановку. А завтра на работу. Со станком. Деньги отдадите, когда

найдутся.

Папа растерянно обувается.

– Я все-таки возьму пива. А то сердце...

– У нас нитроглицерин есть.

Поздно. Дети укладываются. Мама у магнитофона.

– Что бы вам включить?

– Включи про суету и томленье духа.

– Это что?

– Ну этот... Который сказал: "Суета сует".

– А... Экклесиаст.

Мама долго роется в коробке с кассетами.

– Не нахожу. Вот "Нагорная проповедь". Хочешь?

– Давай лучше про Валерика. Вон она сверху.

Дети слушают, лежа в постели.

"Ожесточился я сердцем. Во всех людях врагов стал видеть", рассказывает одинокий несчастный старик Валерику.

– Как я..., - задумчиво размышляет Степа, лежа в постели.

В комнату входит Володя. В его руках потерянный мамой кошелек с дедушкиными деньгами.

– Где это он взял?

Никто ничего не знает.

x x x

Дни летят. Папа опять ходит на работу. Скрипку отремонтировал.

У мамы обычные проблемы с сыном.

– Не хочу!

Уже не первый раз она слышит это сегодня.

Заходит тетя Шура. За луковицей. Мама полощет под краном Володю. Маша просит поскорее налить ей воды в банку, чтобы порисовать красками.

– Там в мешочке, в углу, - кричит из ванной мама. Это о луке.

Тетя Шура на кухне охает.

– У тебя тут горит!

Забытая на огне каша. Тетя Шура качает головой. Помогает Маше.

– И чего ты к матери не уедешь, бедолага?

И правда, почему?

– Потому что у нас семья. Мужа люблю.

Тетя Шура опять качает головой.

– Степан, берись же ты, наконец, за скрипку!

– Отстань.

Тетя Шура в дверях.

– У папы научился, наверное, - говорит она на прощанье.

Мама поочередно краснеет и бледнеет. Опять порка.

– Мам, извини, - ревет побитый Степан.

Он уже совсем другой. Кладет перед собой горку кубиков.

– Буду "Отче наш" читать.

После каждого раза он убирает кубик в коробку. Потом начинает по несколько отбрасывать, и горка быстро исчезает.

Вечером мама бежит из магазина. Тетя Шура удивленно спрашивает:

– Одних оставила?

Дома Степа сидит со скрипкой в руках. Плачет.

– Что опять случилось?

Плачет.

– Ну, что случилось?

– Ничего.

Мама долго не может добиться ответа. В конце концов сын выдавливает из себя:

– Музыку сочинил... к своим стихам... грустную...

– А... Про умирающие листья.

В кухню прибегают младшие. Степа сидит с потерянным видом.

– Где мне побыть одному?

– В ванной, - вздыхая, отвечает мама.

Музыкант удаляется в положенное место. Возвращается папа.

– Что с ним?

– Музыку сочинил.

Степа хочет остаться с папой один на один. Они вместе запираются.

Перед сном мама рассказывает папе, как прошел день.

– Он так разговаривает с тобой, потому что ты сама непослушная. Отвечаешь мне с гонором.

– Как ты можешь так говорить? Это он твоему примеру следует. Ты меня на каждом шагу пинаешь.

– Тебе все по двадцать раз нужно повторять. А ты для меня то же, что и дети.