Но если приглядеться поближе, то за этой игривой бесшабашностью, скрывалась личина прожженного дельца, коммерческого аса, вхожего в круги «сливок общества». По сути, как удалось просчитать чекистам, Руди своеобразный мосток к местному элитарному клану, точнее служил веревочкой, дернув за которую удалось бы развязать порочный партийно-хозяйственный, чиновничий клубок. Ну, и конечно, дружба с сильными мира сего превратила прораба в источник ценной, а то и секретной информации. А утечка важных, порой стратегических сведений на сторону властью запрещалась даже в мирное время. Потому НКВД пристально заинтересовался обширным кругом общения Руди. Органам стало любопытно, зачем малый сплел такие, поистине паутинные, сети. Ради чего он лезет в двери, которые прорабу не по чину.

Исходя из здравого смысла, образ Руди нисколько не вяжется с понятием вражеского агента. Разведчик-нелегал не будет себя афишировать, не станет пускать пыль в глаза, выставлять себя на всеобщее обозрение: «Вот, мол, я какой, полюбуйтесь на меня…». Само собой, напрашивался естественный вывод, что прораб излишне самоуверенный бонвиван, наглость и безнаказанность затмили мужчине глаза. Как говорят урки, — малый попутал берега! Если бы так, то и ладно…

Но внезапно обнаружилось одна, прямо сказать, примечательная закавыка. Появилось одно странное «но»… Машков все-таки нарыл компромат на инженера-строителя. В скудной домашней библиотечке прораба, среди СНИПов, «Термехов», «Сопроматов» и прочей строительной макулатуры, Семен чисто случайно отыскал две брошюрки на немецком(!) языке. А ведь Федор сказывал, что не шпрехает по-немецки. В очередной отъезд прораба, эти книжонки взяли на экспертизу, предположив — не могут ли те являться шифровальными книгами. На поверку книжки оказались без краплений и пометок, рижское издательство начало двадцатых годов, но уже офсетная печать.

Сами тексты в полном соответствии с оригиналом, инородных вставок и вшивок не обнаружено: «Кавалер Глюк» Гофмана и «Казус Вагнер» Фридриха Ницше. Ну, первая книжонка, — отнюдь не детская сказочка о возвращении в сегодняшний мир давно умершего композитора Глюка. Воронов смутно помнил фантастическое содержание новеллы. Почему эта мистика оказалась в библиотеке образованного инженера… Сказать трудно, но найдется железная отмазка — случайно затесалась. А вот Ницше… Зачем советскому человеку приспичило читать ревнителя фашизма, а уж тем паче по-немецки? С этой книгой Сергей не знаком, но зато в деле имелась полоска вклейки, с краткой ремаркой: «Второстепенное философское произведение Ф. Ницше, в котором творчество композитора Р. Вагнера оценивается как декадентское».

«Да уж, краткость сестра таланта…» — с ироний подумал Воронов о литэксперте НКВД.

Изымать книжки о музыкантах не стали, чтобы не подставить Семена Машкова. Но выводы чекисты сделали, правда, опять размытые, что не так прост этот Руди Федор Дмитриевич — 1892 года рождения.

Воронов, с хитрой ухмылкой, сделал ядовитое замечание.

— Петр Сергеевич, а не кажется, что органы тогда засветились перед Руди?

— Как так… — недоуменно всполошился Селезень. — Сделали аккуратненько, комар носу не подточит…

— Не знаете азов, товарищ старший лейтенант… Каждый, даже начинающий, разведчик метит место жительства доступными способами: где нитку положит, где пыльцой припорошит, — на случай негласного проникновения и обыска.

— А может прораб вовсе и не вражеский агент, а так… дешевый фраер… — стал поспешно оправдываться начальник горотдела. — Ну, а как следовало поступить на нашем месте, товарищ капитан?

Воронов не успел раскрыть рта. Настойчиво зазвонил телефон. Селезень поднял трубку.

— НКВД, чего надо… кто звонит? А, это младший лейтенант. Сей момент позову, — повернулся к Сергею. — Товарищ капитан, Свиридов срочно требует к аппарату.

Воронов подошел к письменному столу, взял телефон:

— Что случилось Андрей? Совещание идет, мешаешь… — но через мгновение лицо Сергея посерело. — Ох, наповал убил! Ну, как же так… Да, вы что, блядь, охерели совсем? Да, это полный капец! — потеряв опору в ногах, Воронов присел на стул.

Селезень тоже всполошился, обошел стол кругом и стал рядом с капитаном, пытаясь вслушаться в телефонный разговор. Но разобрать на расстоянии было сложно, мальчишеский фальцет младшего лейтенанта непрестанно прерывался телефонным скрежетом и свистом. Но старый лис уже понял, — произошло нечто сверхординарное.

Воронов явственно почувствовал, именно ощутил, и не в фигуральном выражении, как стул под ним зашатался. Сергей, стараясь не потерять самообладания, не прерывая, дослушал сбивчивый доклад младшего лейтенанта, только часто повторял вполголоса:

— Угу, угу, угу, — и единственное, что четко произнес в ответ. — Жди Андрей, немедля выезжаю.

С минуту Воронов сидел молча, тупо уставясь в зеленое сукно столешницы. Наконец, тяжело вздохнул, и выговорил, вернее, выдавил из себя пересохшим горлом:

— Лошак повесился! В камере удавился. Изодрал исподнюю рубашку по швам, сделал веревку и задушился на оконной решетке.

— Не откачали? — сделал риторический вопрос старший лейтенант.

— Прозевала охрана, обнаружили уже холодного. Вот такие дела, Петр Сергеевич! — на нервах изрек Воронов. Капитан помолчал натужно, налил себе воды, залпом выпил, и расслабясь, добавил. — Ладно, поеду на станцию…

В кабинете возникла напряженная тишина. Собирая рассыпанные бумаги в стопку, Сергей, наконец, произнес терзавшие мысли: