Не считает больше? Почему?

Я делаю два шага в ее направлении, мой пульс учащенно и неравномерно застревает в горле, и подталкиваю ее ногу своим кожаным сапогом. Она не отвечает, ее лицо и живот прижаты к одеялу. Я ногой переворачиваю ее на спину, и мяч, который она держала в руках, катится по полу. Ее глаза открыты, и она смотрит на мою маску.

Пустота в ее выражении беспокоит больше, чем наблюдение за последним вдохом мужчины, когда я ломаю его позвоночник пополам.

— Ешь, — командую я.

Она не шевелится, ее мышцы вялые. Присев на корточки, я перетаскиваю ее в сидячее положение, спиной к стене, пытаясь проглотить мой следующий вопрос. Все равно это вырывается у меня изо рта.

— Инк тебя трахнул?

Ирву лучше бы ее не трогать. Годфри убил бы нас обоих, если бы он это сделал. Но не поэтому моя грудь горит безудержной яростью.

Что-то, чего я не узнаю, бурлит во мне. Это не ненависть, не гнев, и я надеюсь, что это не зависть.

Что, черт возьми, я делаю? О чем, черт возьми, я думаю? Что со мной происходит?

Горошек не отвечает.

— Горошек! — Я бью кулаком по стене позади нее, ожидая, что она подпрыгнет от страха. Стена дрожит, но она просто смотрит в точку за моей головой. Апатия вытекает из каждой поры ее лица.

К черту все это.

Я думал, что у меня проблемы с дерзкой болтливой девчонкой, которую я взял у Годфри. Я был неправ. Эта девушка была полуразвлекательной. Эта девушка? Она проклятое кладбище.

— Скажи мне сейчас, прежде чем я начну нести чушь. Что Инк сделал с тобой? — Я делаю резкий глоток воздуха, мое тело опасно близко к ней. Когда ее рот слегка приоткрывается, мой следует ее примеру.

— Он ничего не сделал. Дело не в нем. Я не собираюсь есть, потому что мне нет смысла есть. Они все равно меня убьют. Это было бы пустой тратой всего: еды, воды и нашего времени. — Она качает головой. Ее голос такой глухой, что почти эхом звучит. — Если мне суждено умереть, я не хочу, чтобы это случилось от их рук. — Ее глаза твердеют. — Нет. Я умру здесь. Одна. Лишу их возможности сойти с ума, увидев, как я задыхаюсь в последний раз.

Упоминание о ее смертельной терзании в сочетании с преступлениями, которые я совершил несколько часов назад. Я сопротивляюсь желанию сказать что-то утешительное. Я не лжец, и Горошек права. Они убьют ее. Годфри сделает это кровавой смертью, и неважно, где окажется место преступления, брызги ее крови навсегда запятнают мою совесть.

Но один из нас должен умереть, и прямо сейчас моя честность парализована моими инстинктами выживания.

— Бит, — хрипит она. Бля, ее губы. Эти розовые, к которым я хотел бы прикоснуться — сейчас больше, чем когда-либо — дрожат от страха. — Пожалуйста убей меня. Я знаю, что ты не можешь освободить меня, я понимаю. Я знаю. Но ты можешь сделать так, чтобы моя смерть выглядела как несчастный случай. Пожалуйста, избавь меня от гнева Арчеров.

Она хочет стать моей третьей смертью за сегодняшнюю ночь и четвертой в сумме. Я похож на гребаного жнеца? Я хватаюсь за волосы обеими руками и кусаю губу. Это печальный поворот событий, когда ты понимаешь, что хочешь не только трахнуть девушку, которую должен был отправить в камеру смертников, но и спасти ее.

— Эй, — я опускаю руку на пол, беру буррито и кладу его ей в руку. — Заткни свою ловушку насчет смерти. Я пойду принесу свою еду. Сегодня мы поедим вместе.

Я думаю, это единственное, что могло бы ее подбодрить. Я не хочу ее страданий. Она не сделала мне ничего плохого. Мой член, с другой стороны, возмущается ее круглой попкой и сосущими губами. Она насмехается над ним уже несколько дней. Если бы дразнение члена было искусством, эта девушка была бы Пикассо.

— Бит, — слабо говорит она, когда я начинаю подниматься по лестнице. Я останавливаюсь, по-прежнему спиной к ней. — Возьми с собой любимую книгу. Я хотела бы прочитать что-нибудь хорошее.

Моя голова падает в легком кивке.

Она целится прямо мне в гребаное сердце, эта цыпочка. Выстрел за выстрелом в темноте.

И я знаю, что рано или поздно, даже в кромешной тьме, она попадет в цель.

ПРЕСКОТТ

Он попался на удочку. Скорее проглотил всю удочку.

Я не хочу причинять Нейту боль, но мне нужно, чтобы он освободил меня. И если это означает компрометацию моего психического состояния, пусть будет так.

Не то чтобы я манипулировала им. Я в депрессии. Я боюсь . Просто недостаточно, чтобы отказаться от жизни. Я бы никогда не отказалась от жизни. Это единственное, что у меня осталось после того, что они сделали со мной.

А Нейт? Он отказался от своей. Я вижу, как он живет. Долгие часы он работает. Из кожи вон лезет ради Годфри. Постоянно бегу к двери каждый раз, как звенит звонок, беспокоясь, что меня найдут офицером по условно-досрочному освобождению. Он пойманное в ловушку животное, запертая душа и ужасный лжец. Я знаю таких, как он.

Мы едим вместе в темном подвале. Нейт завязал мне глаза, потому что не может есть в маске. Мне не нужно его видеть, чтобы знать, что он здесь.

— Спасибо за еду, Бит. — Я ем буррито с рисом и фасолью. Он хмыкает в ответ. Снова стал пещерным человеком.