– Ты должна есть ради ребенка.

– Зачем, если ее убьют сразу после рождения? Пусть лучше умрет внутри меня и меня за собой заберет.

От ее слов сжимаются внутренности, и неприятно ноет в груди. Мне не нравится обреченность в голосе моей Тиальды. Но еще меньше нравится безысходность этой ситуации.

Обняв, прижимаю Селесту к себе. Ожидаю, что она снова начнет плакать, но этого не происходит. Целую в висок и шепчу на ухо:

– Я найду выход.

– Правда? – шепчет она с надеждой и, отстранившись, заглядывает мне в глаза.

Внутри опять все переворачивается. Сжимается, кровоточит, печет от боли. Как, глядя в эти глаза, я могу сказать, что пущу все на самотек? И неужели я – сын Верховного правителя, человек, на месте пустыни построивший процветающие земли и договорившийся о союзничестве с бунтовщиками – не найду выход из сложившейся ситуации?

Я ненавижу ощущение бессилия, ненавижу признавать, что не способен изменить ситуацию. Не буду поддаваться этим чувствам! Борясь, я могу изменить ситуацию! По крайней мере, смогу точно утверждать, что сделал все от меня зависящее.

– Правда, – отвечаю негромко и глажу щеку своей жены. Селеста прикрывает глаза и утыкается щекой мне в ладонь. – Но пообещай мне кое-что.

Она распахивает глаза и впивается в меня взглядом.

– Что угодно.

– Ты ничего от меня не станешь утаивать. Останешься верна мне. Будешь послушной и покорной. Ни одно мое решение не должно оспариваться и, уж тем более, поддаваться сомнению. Только тогда у меня найдутся силы и возможности действовать быстро и наверняка. Если я буду знать, что у меня прикрыт тыл.

– Клянусь тебе, Карден, – запальчиво отвечает она, заключая мою ладонь в свои прохладные. – Я верна тебе, так и останется. Я сделаю все, что угодно, только бы защитить нашего ребенка и нас самих. Готова даже умереть ради этого.

– Лучше как раз не умирать, – хмыкаю я. – Ты нужна мне живой.

Склонившись, Селеста целует тыльную сторону моей ладони.

– Если бы я, как рыцари, могла принести тебе присягу в верности, я бы так и сделала.

– Мне достаточно твоего слова.

– Тогда оно у тебя есть.

– Значит, у нас все получится.

Вздохнув, притягиваю жену в свои объятия и смотрю, как на ее волосах бликует свет от пламени камина.

Обязательно все получится. Осталось только придумать, как уберечь нашу потенциальную дочь от верной гибели. А еще можно молиться, чтобы первым родился сын. Правда, как доказывает моя жизнь, молитвы мало чем помогают.

Селеста

– Что? – выдыхаю, ошалело уставившись на Кардена.

– Через неделю начинаются свадебные празднества.

– Карден, ты только вернулся с войны! – восклицаю в ужасе. – Столько людей погибло! И ты сказал, что война продолжится!

– Перестань повышать на меня голос, – гремит мой муж. – Думаешь, мне хочется пировать с этими предателями? У меня как раз непреодолимое желание перерезать всем им глотки, а не улыбаться неискренним тостам и пить вино за их здоровье.

– Тогда откажись от этой идеи.

– Селеста, мне нужно выиграть время. Нужно достигнуть договоренности с союзниками и до твоих родов успеть каким-то чудом занять престол и переписать законы престолонаследования. А до этого служители Пантеона должны согласиться на эту авантюру.

– Ты же сказал, что маги перечитывают манускрипты в поисках прецедента.3f3e5c

– Да, но будет ли прецедент – пока неясно. А правила четко требуют, чтобы первым был сын. Так что нам придется пережить этот ужасный праздник, чтобы получить возможность выиграть войну.

– Ох, Карден, – вздыхаю я, опуская тяжелую голову ему на плечо.

Муж притягивает меня ближе, и, слегка сдвинув одеяло, я забрасываю ногу на его бедро. В спальне повисает тишина. В камине уютно потрескивают дрова, из окна доносятся пьяные голоса и смех. Если отбросить все тревоги, кажется, что мы живем в мирное время. Что нам ничего не угрожает, и мы обязательно выстоим в этой борьбе. Но когда я начинаю осознавать масштабы происходящего, кровь стынет в жилах.

Спустя неделю с самого утра в моих личных покоях суета. Меня наряжают, делают красивую прическу, помощница служителя Пантеона рассказывает о бесконечной череде традиций. Как я должна войти в зал, что сделать, куда сесть, с кем говорить, а с кем – нет. Должна ли танцевать, и с кем мне это позволено делать. У меня уже голова идет кругом от постоянного напряжения.

Наконец эта суета стихает, и, стоя перед большим зеркалом, я слышу за спиной восторженные ахи и охи. Надо сказать, что служанки действительно постарались на славу. Белоснежное платье, расшитое мелкими кристаллами, идеально село по фигуре. В волосы вплетены живые цветы и белые камни, бликующие на солнце, проникающем сквозь двухстворчатое окно.