Работники музея сообщили и адрес бывшего штурмана ледокольного парохода «Таймыр» Н. И. Евгенова. Буквально на следующий день отправил ему письмо. К сожалению, ответа так и не получил.

Прошло несколько лет, прежде чем мне наконец-то крупно повезло.

Как-то журналистские обязанности привели меня в кабинет начальника Тамбовского вагоноремонтного завода В. И. Наянова. Областной газете требовалось его выступление о шефстве ветеранов труда над молодыми рабочими. Владимир Иванович писать статью отказался, ссылаясь на занятость, но сказал, что сможет уделить мне час времени и сообщить все известное ему по интересующему вопросу. Договорились, что в газете появится мое интервью с начальником завода. Закончив дело, я собрался было уходить, когда Наянов любезно поинтересовался, работаю ли я над чем-нибудь более объемным, чем оперативные статьи и очерки в газете. Пришлось рассказать ему о своих неудачных поисках.

— Речь идет об участниках экспедиции, которая в двадцатом веке ухитрилась открыть целый архипелаг, Северную Землю! — пояснил я.

— Да?! Благодарите судьбу за то, что рассказали мне о своей беде, — улыбнулся Владимир Иванович. — Я знаю одного участника экспедиции.

— !!!

— Да, да. Я имею в виду Федора Савельича Ильина. Он был кочегаром на «Вайгаче». Много лет работал у нас на заводе: хороший командир производства, старый коммунист. Недавно Ильин вышел на пенсию, но из Тамбова никуда не уехал.

Владимир Иванович тут же позвонил в отдел кадров, чтобы уточнить домашний адрес Ильина. Через несколько минут он уже был в моей записной книжке.

Но самое неожиданное заключалось в том, что я хорошо знал эту улочку, которая начиналась сразу же за полотном железной дороги. Буквально в нескольких шагах отсюда жил мой хороший знакомый, журналист. Я часто бывал в его семье. И всегда добирался сюда одним маршрутом. Судьба безжалостно подшутила надо мной, заставив искать участников экспедиции в далеком Архангельске, хотя нужный человек жил совсем рядом.

...Дом Ильина спрятался в густой зелени плодовых деревьев. Дверь открыл плотный человек. Из-под кустистых бровей на меня смотрели зоркие, совсем не стариковские глаза. Я объяснил, что ищу Федора Савельевича.

— Я и есть Федор Савельевич, — улыбнулся хозяин. — Проходите в дом.

Усадив меня за стол, Ильин на несколько минут куда-то исчез, возвратясь с большой вазой, полной краснощеких яблок.

— Отведайте. Из своего сада. Вы, наверное, по поручению партбюро насчет собрания.

Узнав, что меня интересуют воспоминания участника Северной экспедиции, Ильин оживился.

— Затея благородная, — сказал он. — Ведь о нас мало писали. Правда, бывший судовой врач «Таймыра» Старокадомский издал свои дневники. Но там идет речь только о старших офицерах. А о тех, кто всю тяжесть рейда и зимовки на своих плечах вынес, о матросах, — без фамилий и имен: «телеграфист», «связист», «кочегар», «вестовой». Да тут ничего удивительного и нет. Со мной, к примеру, Старокадомский стал переписываться где-то после Великой Отечественной войны. А на корабле офицер-врач и вовсе недоступен был для нас. Чего уж там — даже палубу делили: правая сторона для офицеров, левая — для матросов. По-человечески к нам относились двое офицеров: лейтенанты Жохов и Неупокоев, большие друзья.

— Вы знали Жохова?

— Конечно, знал.

— Как же вышло, что лейтенанта перевели на «Вайгач»?

— Начальник экспедиции Вилькицкий его не любил. Вот и выслал с флагмана.

— За что же не любил?

— Тут такая история. Когда новый начальник впервые увидел настоящие льды, он испугался и дал команду ложиться на обратный курс. Правда, ошибку тут же исправил, но лейтенант не удержался от колких замечаний в его адрес,

— Какой был лейтенант в жизни?

— Веселый, жизнерадостный, общительный. Очень дельный, сметливый. Держался со всеми просто. Характер у него был смелый. Постоять за себя умел.

— А внешне как он выглядел?

— Из себя невысокий, но плотный и физически очень даже развитый. С веслами, например, управлялся не хуже бывалого матроса.

— От чего же он все-таки умер?

— Есть перестал. Жить, говорили, не хотел.

— Когда это случилось?

— В первых числах января 1915 года.

— Из-за Вилькицкого, не так ли?

— Мне это тоже приходило в голову. Но слишком умен был Жохов, чтобы назло самодуру жизни себя лишать...

В разговоре время пролетело незаметно. Я покинул дом Ильина, когда день уже давно клонился к вечеру. И с той поры зачастил сюда. Недели три кряду слушал я рассказы Федора Савельевича о службе на флоте, о его друзьях-товарищах, о ледовой зимовке в Арктике. Вот что я узнал.

БОЛЬШАЯ ТАЛИНКА

В озле дороги, которая с незапамятных времен связывала Тамбов с окрестными селами, в пятнадцати верстах от губернского центра раскинулась Большая Талинка. В центре ее — дома под железными крышами, сложенные из кирпича или срубленные из сосновых бревен и обшитые снаружи тесом. А на окраине — кривые, похилившиеся избы. На отшибе стояла и изба Ильиных. На улицу она смотрела двумя подслеповатыми окнами. Но особенно нелепо выглядел старый чугун без дна вместо трубы, который чернел на низкой соломенной крыше. Только и красивого — две стройные березки, которые на виду у всех целовали черные глазницы окон.