Меня поразил огромный холл с большой хрустальной люстрой.

Женщина помогла мне снять куртку. Мики протянула ей поношенную толстовку. На этот раз я воздержалась от вопроса, была ли это ее бабушка.

– Кто это? – шепотом спросила я Билли.

– Это Эванджелина.

– Эванджелина?

– Домоправительница.

Я завороженно смотрела, как женщина уходит.

– Ты единственный ребенок в семье? – спросила я Мики, когда мы пошли по необъятному холлу. На фоне окружающей роскоши я чувствовала себя маленькой и незначительной букашкой.

Мики кивнула.

– Ее семья принадлежит к древнему аристократическому роду, – сообщила мне Билли. – Хотя дворянства в наши дни не существует. Ее предки были важными людьми. Посмотри, вон они!

Я остановила взгляд на портрете супружеской пары: она в бархатных перчатках, он с большими бакенбардами, оба со строгими и надменными лицами. Потом я посмотрела на полотно, сказать про которое «огромное» значило бы ничего не сказать, с изображением трех персон: хмурый человек с холодными глазами, которые как будто пронзали тебя насквозь; рядом с ним, с виду более добрая, но столь же утонченная, в платье, подчеркивавшем ее черные волосы и светлое лицо, улыбалась красивая женщина, перед ними сидела… Мики? Да, это точно она, в платьице из органзы с аккуратно собранными назад волосами.

– Дай угадаю! Это твои родители, – сказала я, глядя на степенную добропорядочную пару. Отец, правда, больше походил на мраморную статую, чем на человека. Он выглядел таким суровым, что я нервно сглотнула. Величественность фигур немного пугала меня.

Внезапно дверь позади нас распахнулась, мы обернулись, и перед нами появился огромный, как гора, мужчина в костюме от-кутюр с темными, но тронутыми сединой волосами, подстриженной до миллиметра бородкой и хищными глазами. Его породистое лицо кого-то мне напоминало… А! Господина на портрете! Теперь я не сомневалась, что это папа Мики.

Поочередно он посмотрел на каждую из нас, и я вздрогнула, почувствовав желание куда-нибудь спрятаться. Мужчина выпятил грудь, а потом…

– Утенок! – прощебетал он, сияя. И быстро пошел к нам, раскинув руки.

Я в шоке наблюдала за тем, как он схватил Мики и начал кружить ее в воздухе, как ребенка. Наконец он поставил ее на пол и любовно погладил по голове огромной ладонью.

– Уточка моя, как ты? Ты вернулась! – Он потерся щекой о ее щеку. – Как давно мы не виделись?

– С завтрака, папа, – ответила Мики, взъерошенная, как воробей. – Мы виделись сегодня утром.

– А я уже успел соскучиться!

– И мы снова увидимся за ужином.

– Я буду по тебе скучать!

Мики спокойно реагировала на сюсюканье отца, а я в недоумении смотрела на человека, который еще минуту назад своим видом наводил на меня ужас. Теперь он обнимал свою дочь и разговаривал с ней тем же голоском, каким Норман разговаривал с Клаусом, когда хотел его приласкать.

– Ох, Маркус, отпусти ее, дай ей вдохнуть!

Навстречу нам шла великолепная женщина, и, глядя на нее, я поняла, что такую грацию невозможно передать на холсте. Мама Мики была необыкновенно изящной. Ее движения были плавными и текучими, как жидкое серебро, казалось, она шла, едва касаясь пола. Мики была очень на нее похожа.

– Вильгельмина, – женщина улыбнулась Билли. – Привет, рада снова тебя видеть!

– Доброе утро, Амелия! – ответила Билли.

Мики воспользовалась этим моментом, чтобы представить меня:

– Мама, папа, это Ника.

Они одарили меня теплыми улыбками.

– Мы не часто видим у себя в гостях новых друзей дочери, – сказала Амелия. – Макайла не очень общительна. Приятно познакомиться.

Макайла?

Амелия повернулась к дочери.

– Мне хотелось бы, чтобы она хоть иногда надевала что-нибудь новое, но она не желает расставаться со своими безразмерными толстовками. Ох, дорогая… Опять на тебе эта старая хламида…

Амелия говорила про футболку с логотипом Iron Maiden, которая была сейчас на Мики, именно ее я зашивала. Моя панда была на месте. Мики действительно часто ее носила.

– Я ее люблю, – защищалась она, – и никому не отдам.

– Макайла, видите ли, любит эту ветошь, которую она упорно называет футболкой, – сообщила нам ее мама. – Иногда, из страха, что я ее выброшу, она в ней спит…

– Папа, Эдгард потом отвезет Нику? Ей нужно куда-то поехать.

– Конечно, все для моего маленького утенка, – гордо ответил отец.

Я почувствовала себя еще более неловко, когда в холле появился наш шофер, только на этот раз в белых перчатках и с подносом. Отец Мики тут же с заговорщицким видом подошел к нему.

– Эм, Эдгард…

– Да, сэр? – спросил шофер-дворецкий, у которого нос был загнут крючком.

– Ты проверил, не проникли ли к нам сюда молодые люди?

– Да, сэр. Ни один подросток мужского пола не входил в эту дверь.

– Уверен?

– Абсолютно.

– Замечательно! – торжествующе заключил Маркус. – Ни один юноша не должен приближаться к моему цыпленку!