Шрифт:
Почувствовав болезненное напряжение, я обернулась. На пороге кухни с бесстрастным видом стоял Ригель. Он ничего не ответил, только равнодушно посмотрел на цветы и отвел взгляд.
– Могу я поговорить с тобой минутку? – спросила его Анна.
На лице Ригеля промелькнуло раздражение, как будто он уже знал, о чем пойдет речь. Он кивнул, и они вместе вышли из кухни.
– Мне позвонили из кабинета психолога… – услышала я голос Анны на лестнице.
Мой взгляд задержался на записке. Не сразу, но я все-таки взяла ее и прочитала на обороте:
Я хотел написать тебе много раз и подумал, что открытка – самый лучший способ это сделать. Плохо помню, что произошло прошлой ночью, но я не могу избавиться от ощущения, что напугал тебя. Это так? Прости…
Когда мы поговорим? Я скучаю по тебе.
Руки задрожали. Я вспомнила тот вечер во всех подробностях: его губы, его хватающие меня и удерживающие руки, мой умоляющий голос… Я выхватила из вазы цветы, подошла к раковине, распахнула дверцу под ней – и замерла с букетом в руке.
И долго стояла, запустив пальцы в листья, уткнув лицо в ароматные бутоны, думая о том, что не могу этого сделать. Цветы не заслуживали помойного ведра.
Но причина была не только в цветах – во мне было что-то, что не позволяло это сделать. Я не могла ненавидеть букет, уничтожить его, растерзать. В этот момент во мне заговорила самая травмированная часть моего сердца, та, которую изуродовала кураторша.
Я посмотрела на нарисованную улитку, торчавшую из листьев, и не нашла в себе сил бросить цветы в ведро. По-хорошему, разорвать бы открытку и выбросить ее, но и это сделать я не могла. Я никогда не умела ничего рвать, пусть даже и очень аккуратно.
В следующие дни, пока я была в школе, доставили еще несколько роскошных букетов, которые Анна исправно ставила в вазы. И в каждом – одна и та же открытка с изображением улитки.
Однажды с цветами доставили пакетик жевательного мармелада в форме крокодильчиков. Прежде чем сунуть его в дальний угол кухонного шкафа, подальше от глаз, я раздраженно смяла его в ладони.
На следующий день я обнаружила на столе еще два пакетика, перевязанные ленточкой.
– От ее поклонника, – прошептала Анна однажды вечером Норману, и он издал заговорщическое «О-о-о», задрав свой длинный нос.
А Клаусу не нравились все эти подарки. Он ходил мимо ваз, которые Анна ставила повыше на полки и комоды, грыз листья и так и норовил скинуть цветы на пол. Казалось, он понимал, что букеты принесла не Анна, а кто-то другой.
Однажды вечером я услышала шорох, доносившийся из кухни. Включила свет и обнаружила, что на меня смотрят два желтых глаза Клауса, а из-под его усов торчит белый лепесток.
– Клаус, – раздраженно пробормотала я, а кот прижал уши и продолжил жевать свою добычу. – Не надо, Клаус! Хочешь, чтобы снова заболел живот?
Он ускользнул, прежде чем я успела снять его с полки: попасть ко мне в руки – для него это еще хуже, чем боль в животе. Я вздохнула, глядя на букет белых роз, оторвала обкусанный Клаусом бутон и повертела его в пальцах.
Другие записки я не стала читать, так как знала, что в них написано. Слова Лайонела ранили меня.
Когда я обернулась, то обнаружила возле двери Ригеля, светлую фигуру на фоне теней. В полумраке его глаза казались темными бриллиантами. Черные радужки остановились на белой розе, которую я держала на ладони.
В эти дни мы не разговаривали. И все же я понимала его безмолвный язык. Сблизиться с Ригелем означало научиться распознавать оттенки его молчания.
– Они ничего для меня не значат, – прошептала я, а он отвернулся.
Нельзя было допустить, чтобы заболели его давние сердечные раны. Я не хотела, чтобы он отдалился от меня.
– Но ты их не выбросила.
Ригель отвернулся, и я закусила губу, отчаянно желая разрушить последние барьеры, которые еще стояли между нами. Временами они казались мне бесконечной лестницей, полной трещин и покосившихся ступенек, с которых я легко могла упасть вниз. А когда я в изнеможении останавливалась, чтобы посмотреть на вершину, то не видела ее. Однако я знала, что Ригель там – один. Я была единственной, кто мог до него добраться.
– Ника? – На следующее утро в дверь постучала Анна. – К тебе можно?
Анна вошла и застала меня сидящей на кровати в ночной рубашке. Она улыбнулась, пожелав доброго утра, потом взяла со стола расческу и села рядом, чтобы расчесать мне волосы. Я снова ощутила безмерную привязанность к ней. От этого чувства по груди разливалось тепло. Ее руки бережно касались меня, воплощая собой мечту о благополучной жизни в любящей семье – о самом лучшем, что есть в мире.
– На следующей неделе у меня очень важный клиент, – сказала Анна. – Он разместил крупный заказ. Хочет, чтобы именно я позаботилась о цветочном оформлении мероприятия в клубе «Мангровое дерево». Событие намечается масштабное, там будет очень много гостей. А я всегда мечтала поучаствовать в большом проекте. Для меня это большая удача.