О эти чудесные сны! Без ужасов и преград, когда не нужно сдерживаться, прятаться, отступать. Во снах он прикасался к ней, радовался ее близости, любовался ею, не испытывая необходимости что-либо говорить или объяснять.

Ригель мог бы полюбить этот нереальный мир грез, если бы эфемерное счастье, которое он испытывал каждую ночь, не оставляло глубоких шрамов на его сердце. Как бы ни было это прекрасно, Ника в конце концов исчезала, оставляя после себя пожар тоски. Она ранила его с той же нежностью, с какой ласкала. И, просыпаясь утром без нее, Ригель чувствовал, как болят порезы на сердце.

Но сейчас он чувствовал, будто прикасается к ней на самом деле. Его руки скользили по ее узкой талии, спине и волосам…

Это было так реально. Но возможно ли? Конечно нет. Ника рядом только в его снах.

Но какой же реальной, из плоти и крови, она сейчас была…

Он обнял ее и зарылся лицом в ее волосы, как делал каждую ночь. Ему хотелось раствориться в аромате ее духов, найти утешение в неизбывной сладкой горечи мгновений, когда Ника, вместо того чтобы убежать, баюкала его в объятиях, обещавших никогда не размыкаться.

Все было таким осязаемым в этом сне. Ее крохотное тело дышало и пульсировало рядом с ним…

Что-то щекотало подбородок. Я мотнула головой и ощутила щекой прохладную подушку. Щебетали птицы, окружающий мир уже проснулся, но мне потребовалось некоторое время, прежде чем я решила открыть глаза.

Тонкие ниточки света проникли под ресницы, и я сонно заморгала, видя, как реальность вокруг меня медленно принимает ясные очертания. Постепенно я осознала, что нахожусь в довольно странном положении: мне жарко, я почему-то не могу пошевелиться, комната вроде бы не моя и вдобавок что-то попало мне в глаза и мешало смотреть.

Это были волосы.

Волосы?!

Ойкнув, я обнаружила рядом Ригеля. Он лежал, прижавшись ко мне мускулистой грудью, носом я чуть ли не утыкалась в его широкое плечо. Ригель обнимал меня за талию. Его лицо спряталось где-то в изгибе моей шеи, я чувствовала его теплое дыхание.

Наши ноги переплелись, а простыня свисала с кровати, сброшенная неизвестно когда. На мгновение я забыла, как дышать.

Я уставилась на свои руки: одна лежала под шеей Ригеля, пальцы другой утонули в его черных локонах.

Мой мозг отказывался понимать, что все это значит. Горло сжалось в спазме, как при приступе клаустрофобии, сердце забилось о ребра.

Как мы до такого дошли? Когда? Как меня угораздило лечь на его кровать? А одеяла? Одеял тоже не было?

Я чувствовала под собой его руки, втиснутые между матрасом и моим телом, сжимающие меня одновременно нежно и крепко.

Ригель… Ригель обнимал меня. Он дышал мне в шею.

Тот, кто запрещал к себе прикасаться, прижался лицом к моей шее, а его тело было так близко к моему, что я не понимала, где начиналась я и где заканчивался он.

В это невозможно поверить.

Я попыталась отодвинуться, и тут запах его волос ударил мне в ноздри. Аромат накрыл меня с головой, как большая волна. Я не смогла бы его описать. Такой же сильный, коварный, дикий, как и сам Ригель. Дождь и гром, мокрая трава, тяжелые тучи и грозовые раскаты…

Ригель пах грозой. Чем пахнет гроза? Я отвернулась, чтобы избавиться от этого запаха, но тщетно. Мне нравился его запах, и он мне знаком. Очень странно, но я подумала, что он мой. Я с детства обожала стоять под дождем, пока одежда не промокнет насквозь, любила ветер за то, что он такой свободный, и столько раз обнимала небо… Запах Ригеля меня пьянил.

Кажется, я схожу с ума.

Я закрыла глаза, стараясь не дрожать в его руках, от которых всегда убегала. Я снова попыталась отодвинуться и снова замерла.

Ригель продолжал крепко спать. Сердце тихонько застучало в горле, когда я коснулась волосков у него на груди. Я осторожно погладила их и, когда поняла, что Ригель не двигается, медленно погрузила в них пальцы. Они были невероятно пушистыми и мягкими.

Я поймала себя на том, что рассматриваю Ригеля с трепещущим сердцем. Каждый его вздох, каждое прикосновение дарили незнакомые и в то же время тревожные ощущения. Наверное, я запомню этот момент навсегда.

Ригель тихо вздохнул, и по моей коже пробежала теплая волна. На душе вдруг сделалось очень спокойно. Реальность постепенно ускользала и сводилась к ритму его сердцебиения. Оно пульсировало мягко, убаюкивающе и нежно.

Что было в этом сердце? Почему Ригель держал его на замке, как зверя, если оно билось так умиротворенно?

Его удары отдавались у меня в животе. Мне очень захотелось прикоснуться к сердцу Ригеля, и я невольно прижалась щекой к его голове.

Я сдалась, у меня не было сил бороться с объятиями этого загадочного парня, от которого следовало держаться подальше. Я позволила его сердцу убаюкать себя. И в какой-то момент, прижавшись к нему, сердце к сердцу, вдали от остального мира, от того, чем мы друг для друга были всегда, в какой-то момент я спросила себя, почему мы не можем лежать так вечно.