Ника медленно опустила голову, и этот ее простой жест поверг его в отчаяние. Он видел, как она садится на корточки, как ее крошечные руки подбирают с пола стеклянные осколки, которые теперь сверкали, словно драгоценные камни, в лучах полуденного солнца. И Ригель спросил себя: могла ли она когда-нибудь сделать то же самое с осколками его сердца, если бы он позволил ей к ним прикоснуться? Даже если они были беспросветно черными и грязными. Даже если бы они источали отчаяние, которое он всегда вымещал на ней. Они резали и царапали, и каждый осколок был цвета его серебристых глаз, каждый был улыбкой, которую он стирал с ее губ.

Ригель понимал, что ему просто нужно сказать Нике спасибо. И не только за вчерашнее. Он это понимал, но так привык кусать и царапать, что все происходило помимо его воли. А может, злая маска приросла к его лицу и он просто не мог вести себя иначе.

Его пугало, что она, такая чистая и наивная, может узнать о его сумеречных чувствах.

– Ригель… – услышал он ее тихий шепот.

И окаменел, как случалось с ним всякий раз, когда он слышал, как этот голос произносит его имя.

– Ты… действительно ничего не помнишь?

Странный вопрос. Что он должен помнить? Было что-то, что стоило запомнить?

Вряд ли! Все прошло, и ладно. Он и так сходил с ума от мысли, что руки Ники касались его, когда она вела его наверх. Вот что Ригель хотел бы помнить.

– Какая разница? – спросил он резче, чем собирался, и тут же пожалел об этом.

Ника подняла голову и робко посмотрела ему в глаза. Веснушки золотились на ее тонком, нежном лице, плотно сжатые губы выдавали растерянность. Как знаком ему этот взгляд… Ника смотрела на него как беззащитный олененок – доверчиво и невинно. У Ригеля перехватило дыхание. Он вдруг осознал, что она тут, совсем рядом, стоит на коленях и собирает осколки.

И снова почувствовал жар, но не в груди, а намного ниже.

Ригель быстро отвел взгляд, крепко сжал губы и, чтобы прекратить эту муку, обошел Нику, направляясь к двери.

Он так и ушел бы с пустотой внутри, если бы она не окликнула его сердце. Он бы так и ушел опустошенным, если бы она снова не произнесла его имя и на секунду не остановила бы землю под его ногами.

То, что он услышал, невозможно забыть.

– Ригель, я не ненавижу тебя.

Я только что сказала ему правду. Неважно, сколько раз я убегала. Неважно, что он продолжал ранить меня словами. Неважно, что он упорно держал меня на расстоянии. Это совершенно неважно…

Я не могла порвать ту тонкую нить, что связывала нас всю жизнь.

Для меня со вчерашнего вечера многое изменилось – после того как я держала беспомощного Ригеля в своих руках, после ощущений, которые он вызвал во мне и которые потрясли все мое существо.

Я увидела в нем не Творца Слез, а мальчика, которым он всегда был.

«И ты меня ненавидишь? – Я вспомнила наш разговор в коридоре. – Ты ненавидишь меня, бабочка?»

Нет!

Ригель вздернул подбородок – знакомый жест, дежавю. На моих глазах будто происходило что-то ожидаемое, запрограммированное, неизменное. Но оттого мне было не менее больно.

Он повернулся, взглянул на меня, а затем улыбнулся.

– Обманываешь Творца Слез, Ника, – медленно и грустно сказал Ригель, – ай-яй-яй, как нехорошо.

Вот так мы снова стали теми, кем были, и между девочкой из Склепа и Творцом Слез снова пролегла граница.

Мы опять оказались в той же отправной точке, что и в детстве.

История обречена на повторение.

Правило всегда было одно и то же: чтобы победить волка, сначала нужно заплутать в лесу. Только так можно добраться до счастливого конца. Как-никак сказки часто заканчиваются словами «на веки вечные».

Будет ли для нас сделано исключение?

Мальчик изо всей силы сжимал кулак. Ригелю было не очень больно. Ногти впивались в его нежную кожу, но он не ослаблял хватку.

– Говорю же, отдай мне ее! – снова прошипел он устрашающим тоном.

– Нет! Это мое!

Мальчик извивался, как дикая собака, царапался и толкался. Тогда Ригель яростно дернул его за волосы, и мальчик завопил от боли. Ригель вывернул его руку со всей жестокостью, на какую был способен.

– Отдай! – прорычал он, яростно впиваясь ногтями в пальцы мальчика. – Сейчас же!

Тот наконец разжал кулак, и что-то упало на землю. Как только вещица оказалась у его ног, Ригель оттолкнул мальчика, который кувыркнулся на земле, испуганно посмотрел на него, потом быстро поднялся и убежал.

Ригель стоял, тяжело дыша и глядя ему вслед. Потом наклонился, чтобы поднять то, за что дрался. Царапины болели, но добыча того стоила. Ему достаточно увидеть ее издалека, чтобы больше не чувствовать жжения в разбитых коленках.