Вечером она действительно появилась на пороге спальной комнаты. Она прижимала ладошки к глазам, вытирая слезы, которые лились уже несколько дней.

Ника посмотрела на свою кроватку в глубине комнаты, и ее личико озарилось улыбкой, отчего весь мир вокруг тоже стал ярче. Ригель смотрел, как она пробегает вдоль окон и бросается на подушку.

Он видел, как она берет в руки маленькую игрушку-гусеницу, единственную памятную вещь, оставшуюся от родителей. Только в тот момент Ригель понял, как сильно она испачкалась и потрепалась во время драки: швы разошлись, и из них, как белая пена, вылезла ватная набивка.

Ника зажмурилась от счастья и прижала эту тряпичную калеку к груди, как будто это самая дорогая вещь в мире.

Ригель молча наблюдал за тем, как она баюкает свое маленькое сокровище. Он затаился, спрятавшись в дальнем углу сада, и почувствовал, как из его шипов прорастают почки.

– Ты нормально себя чувствуешь? – произнесла Анна мягким голосом, подойдя к Ригелю.

Сидевший за кухонным столом Ригель лишь кивнул, не поднимая глаз от тарелки. Из-за температуры он уже два дня не ходил в школу.

– Точно? – спросила Анна еще мягче и откинула в сторону прядь волос с его лба. – Ох, Ригель… – вздохнула она, заметив ссадины. – Откуда у тебя эти синяки?

Ригель отвернулся и ничего не сказал. Мне показалось странным, что Анна не настаивала на ответе. Разве его молчание не было подозрительным?

Анна относилась к нам очень хорошо, по-матерински, и от этого мое сердце ликовало, она очаровала меня, однако каждый раз, когда я присутствовала при их разговорах с Ригелем, у меня возникало впечатление, что за их словами кроется что-то, чего я не улавливаю.

– Не нравится мне этот порез у тебя на брови, – сказала Анна. – Похоже, он воспалился. Ты, наверное, его не продезинфицировал, да? А надо бы… Ой, Ника!

Я встрепенулась, когда она меня заметила. И сразу же стало стыдно, что я наблюдала за ними исподтишка, как воришка.

– Ника, в ванной наверху есть дезинфицирующее средство и вата. Не могла бы ты принести?

Я кивнула, избегая взгляда Ригеля. Я не разговаривала с ним второй день и с ужасом ловила себя на том, что слишком часто смотрю на него исподтишка.

Казалось, между нами что-то происходило, и я не могла избавиться от этого ощущения.

Через пару минут я вернулась с перекисью и ватным тампоном и увидела, что Анна приложила к ранке Ригеля салфетку. Предвосхищая ее просьбу, я смочила и протянула тампон. Продолжая изучать порез, Анна отошла на шаг, уступая мне место.

Она хотела, чтобы я промокнула ранку? Нерешительно я подошла к Ригелю. Несколько секунд его взгляд бешено метался по моим рукам, волосам, лицу, плечам, потом с той же молниеносной скоростью отскочил в сторону.

Я случайно задела коленку Ригеля и заметила, как у него на скулах заходили желваки.

– Вот здесь, – указала Анна на ссадину и, чтобы мне было удобнее, чуть наклонила голову Ригеля, обхватив его лицо руками.

Ригелю, казалось, стоило неимоверных усилий стерпеть мое прикосновение. Он не уклонялся, однако я чувствовала, как напряглись его шея и плечи. Если бы не Анна, Ригель не позволил бы мне водить ваткой по лбу.

Что до меня, то и я напряглась, отчасти потому, что боялась сделать Ригелю больно, отчасти потому, что стояла ближе дозволенного. Ригель упрямо смотрел в сторону, положив руки на колени. Костяшки на кулаках, казалось, вот-вот порвут кожу.

Все наши хлопоты вокруг его ссадин раздражали Ригеля, уж я-то знала. Он не терпел заботы о себе. Дети в Склепе, в том числе и я, постоянно жаждали доброго слова, хоть какой-нибудь ласки, но не Ригель, он никогда не выпрашивал у взрослых любовь.

В гостиной зазвонил телефон. Анна резко повернулась на звук, и я тоже вздрогнула.

– Вы продолжайте, я скоро вернусь.

Я бросила на Анну умоляющий взгляд, от которого не было никакого толку, она ушла, оставив меня наедине с Ригелем. Стараясь не выдать смятение, я сосредоточенно смазывала перекисью багровую ссадину, но увидела, как Ригель вцепился в свое колено, как будто еле сдерживался, чтобы не отшвырнуть меня в другой конец кухни.

Мое сердце забилось медленнее. Неужели он физически не выносит меня рядом с собой? Я до такой степени ему противна? Почему?

Мне стало грустно. Я надеялась, что все может измениться, но между нами разверзлась пропасть, которую невозможно заполнить. Бесконечная бездна.

Пусть для меня теперь все иначе, но я не могла пробить стену, которая по-прежнему стояла между нами. Ригель прогонял меня. Душил во мне всякую надежду. Был далеким и неприступным.

Я снова посмотрела на руку Ригеля – его ногти, вонзившиеся в колено, вонзаются и в мою надежду, пытаясь уничтожить ее, заставить меня сдаться, отпустить ситуацию. Наверное, только утратив надежду, я могла смириться с таким положением вещей.