Мост на другой берег и ворота к нему охранялись стражей, но те без вопросов пропустили принца, и ему оставалось надеяться, что от них никто не узнает, что он покидал территорию замка.

Но надежды Филиппа на тихий, незаметный выезд разрушились, стоило въехать в деревню. Всадников заметили сразу же. Кто заинтересованно без стеснения провожал их взглядом, кто наблюдал исподтишка, делая вид, что занят. Мальчишки гикали с заборов, кто посмелее — подбегали к лошадям, бежали рядом и, будь у Филиппа плащ, непременно бы дёрнули. Они перекрикивались, что-то спрашивали, но разобрать слов не получалось — крики сливались в один бессвязный звон.

— Разойдитесь, чёрт бы вас, — раздражённо прорычал Флинн. — Лошадей пугаете. Ваше высочество? — Флинн посмотрел на Филиппа.

— Всё в порядке, они мне не мешают, — хмуро ответил тот.

Взгляд его невольно цеплялся за разваливающиеся заборы и глубокие рытвины, оставшиеся после дождей. Ему было неудобно находиться здесь, рядом с людьми, вся одежда которых не стоила столько, сколько одна сбруя его лошади или его собственная куртка, не лучшая в гардеробе.

— Как скажете. — Флинн пожал плечами и ещё раз гаркнул на мешавшихся на дороге детей.

Они ехали дальше. Рыбацкие лачужки подрастали к центру, превращаясь в приземистые, тянущиеся вереницей серые, местами обшарпанные фасады рабочих и торговых домов. Улицы становились более людными и уже не звенели детскими голосами, а жужжали, как пчелиный рой. Монотонно. Давяще.

Флинн наконец остановил лошадь у длинного одноэтажного здания; на его пыльных витринах красовались чучела животных и птиц, среди которых Филипп с удивлением заметил и глейдера. Оба всадника спешились и вошли в лавку.

— Генри, — закричал Флинн, уперев руки в бока. — Выходи! Дело есть!

Из двери прямо у прилавка показалась полная фигура в чистой рубашке и в резиновом фартуке поверх.

— Что тебе, Флинн? — недовольно произнёс он, держа в руке бутерброд. — Ой!

Его взгляд упал на Филиппа. Узнав принца, Генри сконфузился, быстро оглядел лавку, кусая полные губы и подсчитывая в уме возможный штраф.

— Не нервничай, Генри, — захохотал Флинн, — не по твою душу пришли. Его высочество ищет некую девушку. Ты наверняка знаешь её. Кто у тебя тут лучше всех охотится?

— В ваших же интересах с нами сотрудничать, не находите? — подняв бровь, подал голос Филипп.

Генри тяжело вздохнул и поднял свободную от бутерброда руку, показывая, что согласен. Он что-то пробубнил на выдохе, а потом подтянулся, положил булку на стол, вытер руки о фартук и принял самый деловой вид.

— У меня все поставщики самые лучшие, — заявил он, — но я понял, — его взгляд метнулся к Филиппу, — кого вы ищете. Такая у нас только одна. Прекрасная девушка, молоденькая ж совсем, жаль такую терять… Что вам нужно? Имя? Адрес? Количество добытой из вашего леса живности?

— У вас и это есть? — усмехнулся Филипп. — Давайте. И адрес. Имя я знаю…

Генри учтиво поклонился, достал записную книжку, вырвал из неё лист и написал, как проехать к дому Анны, оставляя на бумаге жирные следы. Потом он удалился в каморку за прилавком и принёс оттуда разлинованную тетрадь, где значились все уловы Анны за последние три года, и передал Филиппу.

На этом они с Флинном оставили Генри. Тот с облегчением выдохнул и поднял руки к потолку, благодаря Небо, что обошлось.

На улице Филипп пролистал тетрадь и покачал головой: глейдеры, пятнистые олени, редкие птицы, огненные хорьки и другая мелкая юркая живность; охотилась Анна не только в королевском лесу — Филипп заметил ещё несколько частных угодий. За это грозил пожизненный срок. И хорошо, если один.

— Избавься от этого. — Филипп не глядя протянул Флинну тетрадь. — Сожги, развей прах по ветру — что угодно, чтобы этой вещи не существовало.

Флинн удивлённо спрятал тетрадь во внутренний карман куртки, и они поехали дальше, до самого поворота к дому, где должна была жить Анна. Он стоял на отшибе, окружённый густо разросшимся кустарником и тонкими чахлыми вишнями.

— Останься здесь, — сказал Филипп. — Будет лучше, если я поеду к дому один. Со мной ничего не случится.

Охотник молча кивнул.

Филипп повёл коня шагом по пыльной дорожке. Кусты с цветами ядовитых оттенков нависали над редким забором с прогнившими досками. Двухэтажный, кирпичный, с плотно закрытыми ставнями дом выглядел обшарпанно, краска облезала, деревянный навес над верандой лишился пары досок. Филипп слез с коня и вошёл в открытую калитку, та едва держалась на хлипких петлях. Сад давно зарос, сорная трава победила всё, что могло расти во дворе, и уже пробивалась сквозь разбитую ведущую к дому дорожку, по которой Филипп шёл к веранде, где на скрипучих грязных досках лежал такой же испачканный коврик, а недалеко стояло старое кресло-качалка.