То, во что вылилось раздражение на него, я даже вспоминать не желала. Не желала, но все равно вспоминала. И от подброшенных памятью непрошенных этих картинок сладко тянуло в животе, а дыхание становилось прерывистым. Что мог подумать извозчик о своей малахольной пассажирке, осталось неизвестным, но хорошо, еще в клинику не предложил отвести, безропотно высадил возле портального вокзала и отбыл.

Возвращаться в терем после восьми месяцев учебы мне ничуть не хотелось, но я смиряла это свое нежелание, напоминая, что в столице моего возвращения с нетерпением ждут и старший брат, и младшая сестра, которые не видели меня почти целый год.

Как назло, мысли о родных потянули за собой воспоминания об отце. Прежний князь при жизни прослыл в народе суровым, жестким, даже в чем-то жестоким правителем с тяжелым характером. В отношении брата так, возможно, и было. Однако ни при мне, ни при Агнии он не показывал этих своих черт. Да и в матушке души не чаял, старался предугадывать каждое ее желание или блажь. Думаю, именно благодаря сходству с матерью его любимицей стала я, а не младшенькая Агнешка. А может, причина заключалась в том, что, в отличие от нее, я росла бойким, поистине неугомонным ребенком, с малых лет отличаясь неуемным любопытством.

Даже жажду знаний мне привил отец, вопреки традициям разрешивший старшим детям учиться вместе. Я частенько посещала уроки брата, мне дозволено было читать книги, доступные ему. Да и вечерние беседы с отцом давали мне не только возможность общения с ним, но и достаточную пищу для развития ума. Князь Володар Гоикениварн требовательно подталкивал своих детей думать, всегда отыскивать первопричину любого события. Благодаря отцовскому воспитанию я сблизилась со старшим братом гораздо сильнее, чем молчаливая Агния. После убийства отца он так и остался самым близким мне существом. И только наша взаимная привязанность помогала мне справиться с тоской…

Даже четыре года спустя никто не знал, с чего все началось. После случившегося покушения, во время которого батюшка был убит, служащие Управления безопасности готовы были рыть землю в поисках нападавших и тех, кто за ними стоял. Служба по Наследию требовала от Совета Родов в кратчайшие сроки официально передать венец и остальные регалии княжеского рода прямому наследнику убитого владыки, а высшая аристократия осознала, что большая часть зачинщиков заговора принадлежит дворянскому сословию. Более того, не безземельной его части, до которой небожителям, по большому счету, не было дела, но наследникам древнейших родов.

Лидеры богатейшего сословия княжества из Совета Родов искренне не понимали, какая причина могла сподвигнуть молодежь пожелать свергнуть государственную власть. Что за блажь пришла в головы потомственных дворян? На что они вообще рассчитывали? А главное, кто мог заронить в их мысли идею о том, что наследуемая власть — пережиток прошлого? Откуда среди преданных трону и княжескому роду могла вообще появиться идея подобной реформы и кровавого путча?

О главном зачинщике неудавшегося переворота, по итогам расследования, не сообщали широкой общественности. Более того, его имя, из доклада главы Управления безопасности, по окончании расследования узнал лишь молодой князь. А уж в списках казненных и отправленных на рудники осужденных этого имени так и не появилось.

Трудно сказать, была ли у брата возможность прилюдно обвинить главу и идейного вдохновителя заговора в убийстве нашего отца. Я никогда не задавала ему этого вопроса, как и не требовала сообщить мне его имя. Брат сделал это сам, более всего опасаясь, что двуличная тварь сумеет втереться ко мне в доверие или постарается использовать меня в очередной попытке искоренить княжеский род. Несмотря на некоторую свойственную мне импульсивность, я сдерживала свой нрав, пересекаясь с подозреваемым в коридорах княжеского терема, ничем не выказывала ни своей ярости, ни боли от его предательства.

Исав Чернек Боцаривелн, высокий, с массивным телосложением, грубыми чертами лица и невероятно обаятельной улыбкой, озаряющей его лицо странным одухотворением, был моим щуром [21] — именно он выбирал для меня имя.

Тем тяжелее было осознавать, что под маской добряка и балагура скрывается лживый предатель. Однако брат сумел меня несколько успокоить, поведав, что место верного соратника отца и его давнего друга, многие годы хранившего преданность князю и княжеству, вполне мог занять некто неизвестный. Вопрос о том, был ли нынешний исав Боцаривелн тем самым оборотнем, которого приблизил к себе батюшка, или его внешностью воспользовался противник давно заключенного магического договора с ллайто, оставался без ответа.

Умир старательно делал вид, что ни о чем не догадывается. Я же все силы отдавала учебе.

К нашему сожалению, призвать к ответу младшего брата главы рода Боцаривелн без серьезных, неопровержимых доказательств никак не получалось. Княжеская власть лишь на первый взгляд казалась авторитарной, однако без поддержки и преданности тринадцати древнейших семейств ни один из князей не сумел бы долго удержаться на троне.

Официальная биография того Чернека, которому доверял, чьи советы внимательно слушал наш отец, была кристально чиста и не единожды проверена служащими Управления безопасности. И все же, тот, прежний, исав Боцаривелн отличался от нынешнего. Отличие это чувствовала лишь я, да еще, быть может, матушка. Мои ощущения Умир принимал на веру, но остальным требовалось что-то более материальное. Тем более, что и мне самой различия казались трудноуловимыми. Дар, перешедший ко мне по материнской линии, был недостаточно развит и силен, а привлекать вдовствующую княгиню-мать к расследованию брат отказался наотрез.