Шрифт:
— Не хватало ещё, чтоб вы из-за меня ссорились, — сказал он. — Давай, открывай дверь, поговорю я с ним.
— Ой, да ты не знаешь его, Вася! Нрав у него крутой, рука тяжёлая...
— У меня, думаешь, мало проблемных клиентов было? Открывай, порешаю.
И Василий постарался изобразить уверенное лицо — с прищуром, с нагловатой улыбкой. Уверенность, как говорят, уже половина дела.
Вот чего он не ждал, так того, что Марьяша вдруг от него отшатнётся, потянется к гвоздю — и в её занесённой руке возникнет сковорода.
— Ирод ты окаянный! — вскричала она. — Ах ты, злодей, душегуб!
Первый удар пришёлся в плечо. Василий закрылся руками и отступил.
— Ты чего? — спросил он. — Ай!
Рука у Марьяши тоже была тяжёлая. Да и нрав, видно, не лучше. Даже Волк испугался, заскулил и метнулся под стол. Василий одним прыжком оказался там же.
— Подожди, — предложил он, обходя стол по кругу и внимательно следя, чтобы девушка не подобралась слишком близко. — Давай поговорим! Ты чего на меня набросилась?
Марьяша сделала ложный выпад влево, потом шагнула вправо.
— Не о чем нам с тобою говорить, злодей! Не знала я, что убивца приветила!
— Кого-о? Ты чего?
Тут Марьяша бросилась вперёд, прямо через стол, и её сковорода оказалась совсем близко. Василий отступил на шаг, наткнулся на скамью, потерял равновесие и с грохотом свалился вниз. По пути приложился копчиком и ободрал спину.
В этот самый момент дверь сорвалась с петель и упала, загромыхав. Порыв ветра поколебал и без того слабый огонёк. Могучая фигура старосты возникла на пороге.
— Эт-то чё здесь творится? — прорычал он.
— Не серчай, тятенька, — взмолилась Марьяша, оглянувшись, — а только не знала я, что гость наш — лихой человек. Сказал, порешит тебя...
— Это он-то? — с сомнением спросил Тихомир.
— Я сказал, поговорю, — прокряхтел с пола Василий. — Сами вы тут кого угодно порешите... Всё, блин, я отсюда сваливаю.
— Блин, говорит, на пол свалился? — пробормотал староста, почесал в затылке и добавил торопливо: — С пола-то не ешь! Оставь, Гришке отдадим, или вон псу своему брось.
И опять пробормотал тихонько:
— И верно, убогий, а ты ещё сковородой-то его... Ты вот что, рубаху чистую ему найди, портки, а я его в баню заберу. От тебя-то подальше. А то нрав у тебя крутой, рука тяжёлая да быстрая, а ума кот наплакал. Прям как у Гришки, то-то вы с ним сошлись!
Марьяша фыркнула.
Её отец, подойдя, выдернул Василия из-под стола и повёл на свежий воздух. Волк серой тенью шмыгнул за ними.
К бане ещё пришлось пройтись. Она стояла чуть в стороне — может, не хозяйская, а общая.
— Хто у вас убился-то? — с радостным предвкушением спросил тонкий голос из темноты. Василий не разглядел, кто это был.
— Никто! Отстань, а, — отмахнулся староста.
Только у бани он наконец отпустил Василия, и тот потёр занывший локоть и огляделся. Волка рядом не увидел. Позвал, походил вокруг, но пёс не откликнулся.
Василий заглянул в баню, где Тихомир уже разводил огонь в низкой печи. Дымохода у неё не было, на плоской верхушке лежали камни с голову размером. Пламя, разгораясь, освещало чёрные стены с висящими на них кудрявыми зелёными вениками.
— А забор у вас, — начал Василий, споткнулся о бадью с водой и охнул.
— Да сядь ты уже, убогий, пока совсем не искалечился! Что, говоришь, забор?
— Сплошной? — прошипел Василий, шевеля пальцами ноги и пытаясь понять, сломал или нет. — У меня собака убежала...
— Пёс убежал? Нашёл за кого бояться! Сам кого хошь напужает, ярчук-то!
— Почему ярчук? Дворняга обыкновенная. Что-то от таксы есть, точно...
— Ох, убогий, — покачал головой староста и разъяснил терпеливо: — Если псица впервые ощенится и первою приведёт тоже псицу, а та в своё время тоже ощенится, и тоже первою псицей, то от этой-то псицы и родится ярчук. На бровях у него белые пятна, только и не пятна то вовсе, а глаза, коими он всю нечистую силу видит, даже и незримую, от людского ока сокрытую. Клыки у него волчьи, а под шкурой две гадюки. Он ведьму загрызть может...
— Ага-а, — протянул Василий, прислонившись к стене, и сложил руки на груди. Бред, как есть бред, только не затянулся ли он?
— И к стене не прислоняйся, в саже она.
Василий поспешно отстранился. Хотя чего уже там, после драконьей-то слюны.
Он хотел расспросить старосту об этой деревне — просто так, забавы ради, — но в бане уже нечем было дышать. Весь дым шёл внутрь. Василий приоткрыл дверь, чтобы дым хоть немного вышел, и, подумав, вышел сам.
Прибежала Марьяша, сунула ему в руки одежду и так же быстро исчезла. Видно, ей всё ещё было стыдно за сковороду.