— Эй, хозяин! — позвал он.

Долго ждать не пришлось. Кто-то завозился внутри, зашлёпал, а подойдя ближе, уставился из темноты.

Длинные волосы, похожие на сухую траву, свисали слипшимися прядями и закрывали половину лица, худого и землистого. Был виден один глаз под седой косматой бровью, но он, по крайней мере, находился на правильном месте, а не во лбу. И рука была одна. Ею человек опирался на землю, согнувшись.

Василий представился, но не дождался ответа. Рассказал о заповеднике, но не услышал ни радости, ни возражений. Попросил о помощи, и опять ничего не услышал.

— Нам бы хоть пару серпов или, не знаю, садовые ножницы, — сказал он. — Ещё озеро расчищать, тут бы экскаватор с ковшом, да откуда его взять... Ну, ты же кузнец, может, что-то предложишь? Опыт же у тебя какой-то есть!

Но одноглазый промолчал.

— Окей, — сказал Василий. — Начнём с другого. Может, тебе тут чего-то не хватает? Кузницу построить нужно? Молот добыть, наковальню, что-то ещё? Руду железную?.. Да ты глухой, что ли?

И опять не получил ни ответа, ни знака, что его слышат.

Василий ещё немного покричал. Потом попробовал объяснить жестами, что ему нужно. Потом, найдя прутик, нарисовал на земле серп и грабли, как умел. Одноглазый смотрел, молчал и не двигался.

— Тьфу! — сдался Василий. — Ясно. Можно считать, что кузнеца здесь нет.

Обратно он возвращался мрачный. День едва перевалил за середину, а уже столько всего случилось, и надежда то загоралась, то пропадала.

Другой это мир или бред, ясно одно: отсюда нужно выбираться, а то можно кончить тем, что тронешься умом, выроешь землянку на склоне холма, да так и просидишь остаток дней своих. Этого Василий точно не хотел.

Это вон местным больше ничего и не нужно. Есть крыша над головой, и плевать, что дырявая. Привозят какую-то гуманитарную помощь раз в месяц, и ладненько. Он такую идею придумал, и хоть бы кто оценил! Конечно, проще сидеть на месте ровно. Небось даже если он каким-то чудом отгрохает заповедник и облагородит территорию, они и тут стараться не станут. А ведь нужно ещё убирать, еду готовить, за порядком следить. Гиды нужны. И кто-то должен работать экспонатом, а то на что смотреть, если все попрячутся? Тьфу...

Когда он дошёл до родничка, его настроение окончательно упало. Хохлик уже куда-то делся, остались только Мудрик и Марьяша, а толку от них... Ещё и ждут, надеются, что он договорился с кузнецом, а как тут договоришься, если он как глухая стена? Ладно бы возражал, с возражениями можно работать, а чем прошибить молчание, Василий не знал.

— Всё, нужен другой план, — сказал он им мрачно, подобрал с земли камешек и забросил куда подальше. — Кстати, на площади вроде говорили, что и царского сына сюда сослали — ну, того, жирного, кривого и косого. А где этого урода держат, тоже закрывают? Вот честно, хоть его одного в клетку посади, да и пусть люди за деньги смотрят, а потом на эти деньги наймём бригаду работников. Как его там, Велидур?

Мудрик поднялся и похромал прочь, не сказав ни слова. И Марьяша тоже вскочила, посмотрела с осуждением.

— Нешто ты, Вася, не понял? — укоризненно спросила она, указывая на Мудрика. — А даже пусть и не понял, всё одно, как можно живую душу в клетку сажать? Он уж у царя насиделся, да и никто из нас не заслужил такого. Коли так, пусть уж лучше Казимир жизни наши отнимет, нежели насмешки терпеть!

И она его оставила. Заспешила за Мудриком, догнала, обняла за плечи, и они пошли прочь.

Василий уселся на камень, посмотрел на Волка и сказал:

— Вот блин. Чего я вечно влипаю в тупые ситуации? Ну вот как я мог догадаться, а? Сперва, значит, говорят, что он толстый, как бочка, и весь кривой, и вообще... А-а-а, боже, я домой хочу!

Он вцепился в волосы и ещё немного посидел. Ни одна идея не выгорела, ещё и со всеми рассорился, да и есть хотелось — что он там с утра съел, хорошо если два блина. Марьяша теперь точно не накормит.

— Всё, короче, — сказал Василий, поднимаясь. — Я задолбался, а терять мне нечего. Волк, подъём!

И, хлопнув себя по бедру, он направился вверх по холму, к воротам.

У дядьки Добряка жила не коза, а козёл. Сторожевой. Василий это выяснил, обходя дом.

Он пришёл, собираясь ещё поругаться. Как раз и настроение было подходящее. Но Добряк решил, что всё уже сказал, заперся изнутри и только посоветовал, куда идти.

Ни в одном из этих направлений, однако же, не кормили, а потому Василий никуда и не пошёл.