— Да, я ждала выхода этого фильма давно. И вот решила посмотреть его в кинотеатре... Но погоди, почему ты говоришь о том , что я была одна? И откуда ты знаешь, что я была на Ленинке? — подозрительно посмотрела я на него.

— Я видел тебя там, а потом решил проследовать за тобой и увидел, как ты садишься в троллейбус... И вот мы здесь.

Наверное, в этот момент зрачки моих глаз расширились как у белки из Ледникового периода, когда она увидела этот злосчастный орех. Его слова сделали меня безоружной. Ведь прежде никто не следил за моими передвижениями, за исключением разве что заместителя председателя суда, но она, очевидно, преследовала иные мотивы (наверное, бдила за моей трудовой эффективностью, хотела, чтобы я была и в ресурсе, и в моменте).

Затем свидетель позвонил ответчику и рассказал о том, что встретил меня.

"Как же этот суд тесно объединяет незнакомых людей", — думала я, — "Еще примерно год назад я ничего не знала об этих людях, а сейчас стала их общей знакомой. И все же... Ответчик опосредованно интересуется мной... Или нет... Или да?"

Спустя какое-то время свидетель отыскал в своем телефоне какое-то видео и стал показывать его мне. На этом видео была бывшая жена ответчика — истица или девушка, очень похожая на неё с ногтями как у моего дела, только аккуратными и ухоженными. Она сидела на заднем сидении машины с каким-то парнем, задиравшем ей платье до трусиков. На ней были черные красивые чулки, она была очень сексуальна и эротична на видео. Но платье ей задирал не ответчик, то был другой парень. Он пытался её обнимать.

— Что ты думаешь на этот счет? — спросил меня свидетель после просмотра видео.

— Это не мое дело. Судья приняла решение на основании предоставленных доказательств.

А в душе я думала о том, что, скорее всего, причиной их развода была супружеская неверность. Но в тот момент я споймала себя на нехорошем чувстве зависти. Ведь она действительно была сексуальна, она чувствовала себя, свое тело, энергетику, пускай это было небрежно и адюльтерно. У меня не было эротичного белья. Совсем не было: в университете такое особо не поносишь (куда же прятатать шпаргалки?).

— Тогда ладно, но ловко же она квартиру в центре города отхватила, — процедил свидетель.

Я молчала. Мне не хотелось лезть в чужую жизнь, ведь я еще свою жить не начала.

Тем временем мы припарковались и отправились в кофейню. Я не помню, в какую конкретно кофейню мы заглянули: все было как в тумане. Я помню, что он шел по газону, а я шла следом за ним. У меня никогда до этого не было свиданий. Да и теперь я понимаю, что это, скорее, было не свидание. Но я не знала, как себя вести. Я неуверенно держалась на кассе, совсем боялась заговорить при посторонних людях. Свидетель выбрал мне зеленый чай. То был очень вкусный чай, наверное, потому что первый бесплатный. Ладно, шучу, с чайком он очень угадал.

Вечером было уже холодно. А мы сидели у него в машине и пили горячий чаек.

— А у меня вот отец — начальник милиции. Я тоже хотел быть милиционером, — начал рассказывать он, — Мы однажды ездили на вызов. То была семья наркоманов. Когда мы приехали и вошли в квартиру, то увидели, что парень с девушкой трахались. В той комнате был еще маленький ребенок. Они даже нас не заметили, настолько были загашенными.

Тогда мне было интересно слушать различные «байки белого бычка». Я прекрасно понимала, о какой жизни он мне рассказывает. Ведь я проходила практику в следственном комитете и многое видела сама: бабушку-утопленницу, девушку-парашютистку (*так называют всех, кто прыгнул неудачно из окна многоэтажки), видела и пожилого мужчину, умершего в бизнес-центре. И самое странное из увиденного для меня в последней смерти — это осмотр трупа, проводимый судебно-медицинскими экспертами. Молодая девушка-эксперт измеряла температуру тела трупа даже в паховой области. «Вот это работенка, не позавидуешь», — думала я, — « зато дедуля точно уж в раю».

Кроме того, маргинальная жизнь проникала в моё сознание каждое утро по пути на работу. Ведь уже с самого утра кто-то заваливался в мой троллейбус с добротным перегарищем.

Да и что говорить-то? В суд ведь к нам приходили тоже разные люди.

Потом свидетель задал мне пару отстраненных вопросов о моей семье.

— Мои родители в разводе, — ответила я и дополнила, — но все нормально, они развелись после того, как мне исполнилось 18.

— Взрослая уже, — безучастно сказал он и больше не стал развивать эту тему, — А я вот недавно с друзьями отдыхал и напился до отключки, несколько бутылок водки загасили...

Мне вообще не нравятся алкогольные истории, поэтому я не стала развивать эту тему. К концу вечера наше общение шло на спад. Но со свидетелем, как ни крути, было весело. Хотя сейчас мне почему-то кажется, что в тот момент общаться со свидетелем мне было весело именно оттого, что я стала на шаг ближе к ответчику. Ведь если я понравлюсь свидетелю, то и с ответчиком мы как-нибудь встретимся. А тем временем до ответчика мне было как до Луны (как минимум, нужно было приобрести дорогой эротический бельевой скафандр, чтобы выйти в открытый космос).

Так мы доехали до моего подъезда, свидетель взял мой контакт, нашел меня в соцсетях, добавился в друзья и мы попрощались. А мой первый трофей — стаканчик из-под чая еще долго радовал мои уже нехорошо видящие глаза и служил косметичкой для китайских кистей для макияжа. Он напоминал мне о приятном или, скорее, необычном вечере, произошедшем благодаря одной случайности или нелепости.

Дальше больше: я впервые задумалась о своем интимном гардеробе и поняла, что у меня нет совершенно никакого сексуального бельишка. Мне 22 года (да-да, вот так вот незаметно для меня стрелки моего циферблата двигались в сторону увеличения), а в гардеробе у меня розовые трусы, с которыми однажды произошел веселый казус: после стирки я развесила их на батарее в ванной, а утром в спешке сняла все и затащила к себе в комнату. В тот период с нами жила сумасшедшая соседка Алина. Почему сумасшедшая? Читайте в главе 2. Она просто считала, что все парни хотят нарушить её неприкосновенность. Но из всех этих претендентов ее неприкосновенность нарушила я. Оказалось, что тем же утром в общем чате соседки по квартире стали обсуждать пропажу Алининых трусов. А точнее писать о том, что она бегает по квартире как угорелая и ищет свои труселя. Я сразу поняла, что это могла быть я. Но как признаться?