– Почему же отец Сергий стал затворником после ухода от Йованы? – спросила Тияна, впечатленная услышанным.

– Бабушка Ана не раз задавала ему этот вопрос, но он неизменно отвечал, что длительное уединение – самый верный способ услышать глас Божий, а для него в тот момент это было жизненно необходимо. Отец Сергий утверждал, что перестал видеть разницу между добром и злом и хотел, чтобы Господь вразумил его.

– Возможно, он пережил какое-то сильное потрясение, – произнесла Тияна, непроизвольно понижая голос и холодея от воспоминания о странных звуках, которые слышала в здании главного корпуса грязелечебницы. Может быть, отец Сергий увидел того, кто их издает?!

– Причина, по которой отец Сергий ушел от Йованы, мне неизвестна. Он никогда не упоминал о своей жизни до затворничества, словно родился в тот день, когда вышел из кельи, а до этого и не жил вовсе. И, насколько мне известно, ни с Йованой, ни с сыном он больше не общался. Да и я, к своему стыду, не поддерживал связь с Бориславом, – так, созвонились пару раз, и все. Как он, кстати, поживает? И как ваша мама?

– Я похоронила отца за день до вылета в Сербию, а маму… – Тияна запнулась, и вдруг слова полились из нее сплошным потоком – вместе со слезами. Она выложила Драгану все, что рассказывала Дульскому, только в этот раз выплеснула всю свою боль, которую сдержала во время встречи с детективом.

Когда она замолчала, Драган обнял ее, коснувшись лбом ее лба, и так они простояли, казалось, целую вечность, – по крайней мере, слезы на щеках Тияны успели высохнуть. Драган крепко прижимал ее к себе, и медальон Йованы, вдавившийся Тияне в кожу, начал причинять ей боль. Втянув воздух сквозь сжатые зубы, она высвободилась из объятий доктора, сдвинула украшение в сторону и потерла ноющее место.

– Простите, – глухо произнес Драган, отпуская ее плечи и отступая на шаг назад.

– Ничего. Просто это слишком громоздкая штуковина для того, чтобы долго носить ее, а снять не получается. Не поможете?

Повернувшись к доктору спиной, Тияна откинула волосы в сторону, обнажая шею. Пальцы Драгана нежно коснулись ее кожи, вызывая волну мурашек по всему телу.

– Застежку, похоже, заклинило, – сообщил доктор спустя некоторое время. – Если хотите, могу попробовать перекусить цепочку, все равно придется отдавать изделие в ремонт.

– Перекусывайте, если есть чем.

– Где-то у меня были медицинские кусачки. Правда, я так давно ими не пользовался, что даже не помню, куда их засунул. – Драган отошел к шкафу и принялся рыться на его полках, поочередно открывая металлические контейнеры. – Нашел! – радостно сообщил он спустя некоторое время.

Однако радоваться было рано: как только кусачки сдавили цепочку, Тияна вскрикнула от сильнейшей боли, пронзившей ее от шеи до самого сердца. В глазах у нее потемнело, и в этой темноте проступило лицо покойной бабушки:

– Вот как ты обращаешься с моим наследством! – хрипло выкрикнула она прямо в лицо Тияне. – Вот как ты чтишь память обо мне!

И бабушка исчезла, оставив Тияну в кромешной тьме.

***

– Второй обморок за день! Это уже серьезно! – взволнованно повторял Горан, наверное, уже в сотый раз с того момента, как Тияна села в подкативший к больнице микроавтобус, и они отправились назад в грязелечебницу. – Завтра же отведу тебя к главному врачу, пусть проведут обследование. Хорошо, что в «Чаше Аждаи» есть все необходимое для восстановления здоровья.

Кивая, Тияна смотрела в окно, на горы, подернутые синеватой вечерней дымкой, и жевала бурек, который завернул ей с собой Драган. Она так и не успела съесть угощение в кабинете доктора, – вначале увлеклась беседой, а затем вновь потеряла сознание, когда Драган с помощью кусачек попытался снять с нее бабушкин подарок. В том, что второй обморок случился именно из-за этого, Тияна не сомневалась: недаром за секунду до обморока ей привиделась бабушка. Желание носить на себе унаследованный талисман окончательно пропало, но вот как от него избавляться, Тияне в голову не приходило. Ясно было одно: здесь точно не обошлось без колдовства. До сегодняшнего дня Тияна не очень-то верила в существование магии, но теперь всерьез подумывала расспросить Петру о том, не знает ли она кого-нибудь из жителей Мирана, имеющего славу колдуна или колдуньи.

Петра, ехавшая в одном автобусе с ними, дремала, откинувшись на спинку кресла. Из кармана ее траурного платья торчали скомканные читульи. Интересно, кто их, все-таки, раскидал? Хотя, судя по инциденту на кладбище, сделать это могли многие. Как выяснилось, боготворили Йовану далеко не все жители Мирана, но почитатели у нее все же имелись: Тияна заметила в глазах у некоторых людей искренние слезы и неподдельную скорбь. Однако неприязненных взглядов тоже хватало, и, возможно, кто-то из этих недоброжелателей проник в грязелечебницу с целью убить Йовану. На первый взгляд, больше всех в этом была заинтересована Зорана, считавшая виновной в смерти своей дочери хозяйку грязелечебницы, отказавшуюся принять ее дочь на лечение. Но едва ли неуравновешенной Зоране удалось бы проделать такой сложный маневр – проникнуть в «Чашу Аждаи», подкараулить бабушку, совершить покушение, требующее недюжинной физической силы, а после уйти незамеченной. Скорее, на это был способен ее сын Марко, и на месте полицейских Тияна задержала бы его как главного подозреваемого, но полицию почему-то не привлекли. Очень странно. Кажется, Петра говорила, что среди пациентов грязелечебницы есть свидетели происшествия, которые предпочитают молчать. Интересно, почему? Но главное, ведь Йована была жива еще долгое время после нападения и сама могла дать показания, но не захотела. Все это разжигало любопытство Тияны, ей казалось, стоит потянуть за эту ниточку, и распутается целый клубок неприглядных тайн. Ведь, если даже сама Йована не пожелала найти и наказать преступника, для этого должна быть очень веская причина. Скорее бы добраться до кедра с дуплом, а точнее, до пакета, оставленного Дульским! Тияна подозревала, что там может быть информация, способная пролить свет в том числе и на это дело.

Скомкав промасленную бумагу с крошками от бурека, она засунула ее в сетчатый кармашек соседнего сиденья и снова заглянула в сумочку, хотя и так знала, что все осталось на месте, включая телефон. Как и предполагал Драган, сумочка оказалась у Горана, и он вернул ее Тияне, когда приехал за ней в больницу. Неизвестно, заглядывал ли Горан в ее телефон: сообщение Дульского так и висело открытым, и чтобы его прочитать, Горану достаточно было просто включить экран. С другой стороны, если бы он сделал это, то едва ли сумел бы скрыть нервозность, ведь в своем сообщении Дульский говорил о том, что обнаружил нечто противозаконное в деятельности грязелечебницы. Но Горана, казалось, тревожило лишь плохое самочувствие Тияны, и он всю дорогу бормотал ей на ухо что-то насчет обследований и процедур. Прямо как заботливый отец! Он и по возрасту годился ей в отцы, только вот в его холодных базальтовых глазах не было и намека на отеческое тепло, а беспокойство, сквозившее во взгляде, было сродни беспокойству автовладельца, обнаружившего, что в его обожаемом авто что-то сломалось.