Голоса раздавались всё ближе. Один прозвучал совсем рядом, окликнул Мидаса с язвительным и насмешливым тоном, он развернулся к нему и ткнул остриём вперёд, но никуда не попал. Что-то тяжёлое рухнуло на его голову. Мидас ахнул и упал ничком. Перед глазами всё закружилось и померкло.

Очнувшись, Мидас первым делом стал искать нож и не нашёл его. Он лежал на кожаном диване в чьём-то кабинете, куртка висела на стуле рядом, извлечённые из карманов вещи — на его сидении, в том числе и нож. Мужчина потянулся за ним, ощущая, как от напряжения растёт боль в затылке.

— Не нужно. Здесь тебе ничто не угрожает, — сказал кто-то.

Мидас заметил его не сразу. Мужчина сидел за столом и курил. Его обезображенное оспинами лицо с маленькими сощуренными чёрными глазками, длинным крючковатым носом и узкими губами, изогнутыми в ухмылке, казались знакомыми.

— Прости моих ребят. Мы не привыкли к тому, что люди врываются в нашу общину. Это всё из-за обвала. Я поставил нескольких сородичей охранять открывшийся проход и наказал не трогать рабочих. Только потому ты ещё жив. И я солгу, если скажу, что не рад этому.

— Почему? — спросил Мидас, садясь. Его беспокоила голова, мысли с трудом укладывались в ней.

— Не узнаёшь? Это немудрено. Сколько же лет прошло? — Мужчина задумался, подсчитывая в уме года. — Двадцать? Нет, кажется, двадцать пять.

— Кто вы такие?

— Чудовища из твоих детских сказок. Драконы, которых рыцари всегда побеждают. Или нет.

Мидас уставился на собеседника с недоумением. На границе его сознания крутилось смутное воспоминание из детства. «Двадцать пять лет? — думал он. — О чём он говорит? Какие драконы?». Он огляделся: винтажные шкафы, картины, пыльные книги и кости, китовый позвонок. И тут всё прояснилось.

— Быть того не может…

— О! — воскликнул мужчина. — Вижу, ты вспомнил.

— Энтони? Эдвард? — Мидас начал вслух перебирать имена, пытаясь припомнить то, которое принадлежит его старому знакомому.

— Эдгар, — поправил тот. — Ты был близок, но я не в обиде.

— Я думал, мне всё причудилось. — Словно кадры из фильма, перед взором Мидаса возник образ из прошлого. — Отец разозлился, что я ослушался его, и больше никогда не брал меня с собой на работу. Но и матери он ничего не сказал. И я забыл о произошедшем. А потом всё казалось нереальным. Я был уверен, что заблудился в тоннелях и выдумал тебя, чтобы справиться со страхом.

Эдгар хмыкнул и пустил кольцо дыма.

— Я ждал тебя, — сказал он с грустной улыбкой, а затем рассмеялся, — и таки дождался.

— Ты совсем не изменился… — заметил, наконец, Мидас. — Почему?

— Я вампир, — ответил Эдгар, показав длинные жёлтые резцы.

Мидас вскочил с дивана и отступил к стене, подальше от монстра. Эдгар фыркнул.

— Взросление дарит нам одно из самых отвратительных чувств на свете — страх. Ребёнком ты меня не боялся.

— Я был глуп и наивен!

— Поверь мне, таким и остался. Это говорит тебе тот, кто пережил немало поколений людей и сородичей и наблюдал за ними. Люди не меняются, а только становятся старше.

— Что со мной будет?

— Ничего, — ответил Эдгар.

Это не успокоило Мидаса. Он вдруг осознал, в какой опасности находился тогда, будучи ребёнком, и что сейчас ситуация ничуть не лучше.

— Тебе ничего не грозит, — повторил вампир. — Пока я тебя защищаю.

— И зачем ты это делаешь? — спросил Мидас.

— Затем, что ты мой друг. Ну же, расслабься. Если бы я хотел тебя съесть, я сделал это четверть века назад.

— Сейчас тоже подходящее время и место.

— Нет. Есть определённые… Условия. Ты меня не интересуешь как пища. А остальным я объяснил, что их ждёт, если они тронут тебя ещё раз.

— Это бред. Вампиры всегда убивают людей! — не унимался перепуганный мужчина.

Эдгар открыл ящик стола, извлёк из него портсигар и протянул Мидасу.

— Ты узнал о существовании сородичей пять минут назад, но уже считаешь, что ведаешь о нас всё. Сядь и успокойся. Поговорим, как старые добрые знакомые. Я расскажу то, что тебе следует знать, а затем отпущу. От тебя требуется только одно: держать язык за зубами, а людей — подальше от катакомб.

***

Лос-Анджелес, март 1927 года.

Раз в квартал принц Лос-Анджелеса собирал примогенов и других влиятельных сородичей в своей резиденции для обсуждения насущных дел. Менес позволял также присутствовать их сателлитам, если те принимали активное участие в делах своих сиров и наставников.

Мидас был самым юным из присутствующих, и большинству вампиров это не нравилось. Больше всех высказывали недовольство Кастор и Мэйв, примоген гангрелов, но Менес уважал мнение и советы Оро, ведь тот был его предшественником, и потому не препятствовал тому, чтобы он брал на собрания неоната. Да и некоторые другие гарпии относились к Мидасу благосклонно, потому Кастору и Мэйв оставалось лишь бросать на него колкие взгляды.