– А кто эта женщина? Ваша дочь?
– спросила Кэтрин, некоторое время поглядывая на один единственный портрет здесь, в спальне у стекольщика, пока Густав рассматривал разложенные на столе фонарики, а Алекс и Пьер обсуждали произошедшее.

– О, - снова сжался в халате Пьер, но промолчал.

Алекс и Густав взглянули на портрет. Там была изображена красивая молодая женщина в бедной одежде. Она сидела в богатом кресле, а вокруг — ничего. Только тёмно-коричневый потрескавшийся фон.

– Моя жена, - еле слышно сказал Пьер и сглотнул.
– Умерла беременная от несчастного случая... Её вез на встречу со мной мой брат... Художник... Он после её смерти этот портрет нарисовал, а сам... Сам покончил скоро с собой. У него похожая потеря жены. Двумя годами ранее.

– Среди рабочих есть люди, которые помогли Вам сделать детали для фонариков, - до того думающий о чём-то Густав выдержал паузу и снова заговорил, а Пьер оглянулся в ответ.
– Они не устраивают забастовки?

– Увы, устраивают. Но я не могу остановить их, - смотрел с чувством вины тот.

– Пора выяснить всё и с бароном Дершау, - сказал Алекс.
– Ваша вражда бессмысленная и наносит ущерб не только заводу, но и вам обоим в личной жизни.

– Но разговор вряд ли получится, - пожал плечами Пьер.

– Это явное недоразумение, - не соглашался Алекс.
– И Вы обязаны вернуться к прежнему занятию, к своей службе на заводе. Без Вас, без Ваших навыков и опыта там простым рабочим не создать ничего в должном качестве. Ведь Вы тоже хотите этого.

– Да, хочу, - снова пожал плечами Пьер.
– Но повторю, мы с бароном не ладим. Он и сам не захочет идти на уступки и тем более вести какие беседы.

– Вы уверены?
– удивился Густав.
– Эта ваша глупая война создаёт большие проблемы. По-моему барон не дурак. Он сам знает, что Вы — лучший мастер. Потому и боится потерять завод. Потому и боится, что работники будут за Вас, а не за него.

– Это безумие, - качал головой Пьер.
– Я не хотел и не хочу быть костью в горле, потому и ушёл оттуда.

– А деньги на что копите, позвольте узнать?
– спросил Густав.

– Мастерскую расширить. Иначе так и придётся тайком на завод проникать, - признался тот.

– Едемте, - решительно сказал Алекс.
– На завод.

Каждый хотел поставить точку в данной проблеме. Но каждый переживал по-своему. Чувства и опасения Пьера были понятны, но действовать уже надо было, чтобы избежать в дальнейшем больших возможных неприятностей.

Пока ехали в экипаже позади кареты, в которой были Густав и Пьер, Алекс с Кэтрин улыбались друг другу и сидели в обнимку. Ещё некоторое время они молчали, наслаждаясь свободой и души, и весеннего тёплого воздуха. Дышать было легче, когда вспоминалось, как были спасены от бед, как любовь прошла преграды и лишь окрепла.

– Расскажи же ещё, - молвила Кэтрин, улыбнувшись удивлённому и любующемуся ею милому.
– Я уже многое вспомнила, но многое и скрывают, так?

– Я не хочу худое вспоминать, - покачал головой он.

– Хорошо, но кто же тогда виновен? Я не всё понимаю. Кто пытался меня убить и зачем? Всё из-за хрусталя и стекла?
– спрашивала Кэтрин и выпрямилась.
– Почему Густав винит в чём-то Клару?!

Алекс видел, как ей хочется узнать больше и вспомнить даже неприятные моменты...

– Нет, - вздохнул он.
– Оба случая просто переплелись. В жизни, как оказалось, всё неслучайно, но... к лучшему. Я сам не знаю, кто замешен во всём. У Густава имеются подозрения, а он их не обсуждает пока ни с кем. Обещаю, мы всё узнаем.

Его взгляд пал на луг, мимо которого проезжали. Широкий, просторный, будто не было конца, он радовал разноцветьем весенних цветов. Алекс немедленно позвонил в колокольчик, и кучер остановил карету.

Молчаливая, догадываясь о плане любимого, Кэтрин с замиранием сердца смотрела как он протянул руку, как помог выйти из экипажа и снова обнял. Они одарили друг друга теплом поцелуя, и Алекс ласково прочитал строки новой песни:

Гвоздики, тюльпаны, нарциссы...

О рае напоминание — цветы.

Розы, фиалки... Все цветы живописны!

Душа замирает от их красоты.

Я так собрать бы хотел их всех вместе,

Тебе бы, любимой, их все подарить.

Сказать на словах очень трудно и в жесте,

Насколько я счастлив тебя так любить.

Цветы — вот он символ любви бесконечной,

Символ рая, торжественной красоты

И восхищения, и души безупречной;