Организовать сортировку и упаковку, как с конфетами на шоколадной фабрике. Йенс, глядя на эффективность идеи, обязательно проникнется, передумает стоять на пути у прогресса, вложится в это дело, и будет у нас завод!

А деньги я все равно просто так брать не стану. Подпишем какой-нибудь договор, возьмет меня в долю. В меньшую, я не жадная. Главное, у меня наконец вроде как появилась мечта. Нет, не так. Терпеть не могу мечтателей, которые вместо того, чтобы действовать, в облаках витают. Цель у меня появилась. Не факт, что достижимая, но я попробую.

— Странный выбор, — искренне удивился Йенс, когда я сообщила, что еду на заседание общества трезвости. — Но меня это не касается, конечно же. А вам пора бы отважиться и начать выезжать самостоятельно, достаточно приноровились экипажем править. Прекрасный повод, не находите?

Возражать я не стала, чувствовала — бесполезно. Научилась считывать по его интонации и почти неуловимым изменениям мимики. Под чуткостью и мягкостью скрывался тот, кто привык командовать и не терпел, когда его распоряжения обсуждали.

Не во всем, конечно. Только в действительно важном. И это качество не раздражало, а наоборот — привлекало. Твердая мужская рука и все такое. Не мой фетиш, но все же что-то в этом есть.

— Я слабо представляю, чем они там занимаются, но вряд ли это хуже, чем вязание крючком, — ответила я. — Меня пригласила подруга Летти, мы на танцах познакомились.

— Надо же, какие интересные у Летти подруги. Впрочем, я, кажется, понимаю, о ком вы.

— Вы знакомы с Райли?

Никогда бы не подумала. У них нет никаких точек соприкосновения, где Райли и где ферма. Хотя Йенс давно тут живет, наверняка всех более-менее примечательных соседей знает.

— Скажем так, мы друг другу представлены. Вармстедские матроны о ней очень хорошо отзываются, в каком-то смысле такое знакомство будет вам на пользу.

Приехав в назначенное время по указанному адресу, я сразу убедилась в его словах. Собрание представляло собой удивительно разномастную компанию, мне даже показалось, будто в одном зале вздумали заседать два разных общества. Пенсионеры — поборники нравственности и молодые люди, самому старшему из которых я дала бы тридцать. Хорошо одетые, вальяжные, холеные, похоже, все, кроме меня, при деньгах. Если не местный бомонд, то что-то близко к этому.

За длинным столом, декорированном атласом цвета ванильного мороженого и скромными букетами чайных роз, сидели пятеро пожилых чопорных дам — те самые матроны, о которых Йенс говорил. Еще одно место оставалось пустым — его займет Райли.

Но сейчас она встречала гостей. Светски улыбалась каждому, перебрасывалась вежливыми фразами ни о чем. Она держалась легко и непринужденно, словно давно привыкла вращаться в обществе. Матроны поглядывали на нее с одобрением.

Ее как будто подменили. Невозможно было поверить, что эта строгая молодая дама не так давно украдкой подливала водку в мой стакан.

— Я знала, что вы придете, Анастасия. Очень рада, что решили присоединиться к нам, — пропела она и на секунду коснулась моих плеч в подобии объятий. Чтобы незаметно шепнуть: — Потерпите два часа, это будет скучно. Зато после — вечеринка для своих.

— Вечеринка в обществе трезвости? Должно быть, это весело, — сказала я чуть слышно.

Она хитро прищурилась и пообещала, что мне обязательно понравится. Обведя зал взглядом, нашла для меня местечко за одним из столов, где уже сидели три кумушки неопределенного возраста. При нашем появлении они прекратили шептаться и уставились с жадным любопытством.

Нас представили друг другу, и они наперебой принялись восхищаться, что такая милая молодая девушка, едва приехав в Вармстед, решила вступить именно в их общество.

— Вы успели подружиться с нашей дорогой Райли, как я погляжу. Она подает прекрасный пример молодому поколению нашего города, — проговорила одна из кумушек, разумеется, когда Райли отошла на достаточное расстояние. Я сразу поняла: сейчас будет сплетня. — В том, что никогда не поздно сойти с кривой дорожки и вернуться на праведный путь. И что всегда найдутся друзья, готовые протянуть руку помощи.

— Простите, но мы знакомы совсем недавно, и я не понимаю, о чем вы, — промямлила я, не уверенная, что хочу слушать дальше.

— Может ли такое быть? — удивилась собеседница и произнесла вполголоса, склоняясь ближе и обдавая меня запахом пудры, лежалой одежды и горьковатых духов. — Верите ли, не так давно ее ни в одном приличном доме не принимали.

— Даже так. — Я мечтала прекратить разговор, но не представляла, как это сделать без грубости. Догадываясь, что если поведу себя перед этими стражами нравственности как-то не так, в приличных домах не примут уже меня. — Но сейчас ведь принимают.