— Что же случилось?

— Смертные доказали, что им нельзя давать силу по праву рождения, — продолжил Тризар. — Ее следует заслужить. Смирением и самоотречением. Тогда право судить окончательно передали жрецам. И тогда же в некоторых из нас стала просыпаться сила нашего Отца. Те, кто отправили тебя сюда, могут называть себя Избранниками, но это – лишь титул. И настойчивые расспросы королевы о наших ритуалах подтверждают, что они и сами это понимают, пусть старые легенды о силе и питают их гордыню. — Эти слова церковника едва не заставили юношу вздрогнуть. Он ведь и сам пытался найти в упомянутых преданиях ответы о природе силы: Коула и его собственной. Дознаватель же продолжал: — А вот твой хозяин… Помни, даже если в Преисподнюю тебя заведет он, это только твоя душа, и думать о ней – только твой долг.

— Даже если при этом я спасу других? — Ганнон вспомнил другой опустевший этаж, где до того держали Боннара.

— Будь осторожен: вместе с высокомерием такой путь может привести в ересь. — С этими словами Тризар подошел к своему пленнику – или теперь уже подопечному – и продолжил осмотр. Он жестом показал, что разговор окончен.

На прощание Саур, потирая след от кольца на мизинце, шепотом проговорил Ганнону:

— Хозяин может и не увидел в тебе зла. Но я бы с удовольствием очистил мир. И пусть он или Отец наш покарает меня потом, но дело будет сделано.

Поднимаясь по темной лестнице, Ганнон размышлял о своих делах, спасении Боннара, о словах Тризара и его подручного. В какой момент Леорик, готовый на сделку с демонопоклонниками, перестал быть благонамеренным человеком? Заметил ли он свое падение? «Смогу ли я заметить свое?» — думал Ганнон, продолжая путь в громоздком судейском одеянии.

***

Встреча с другим слугой Ихариона разительно отличалась от первой. Одеяние Прелата своей массивностью не уступало судейскому. Он встретил и поприветствовал Ганнона без задержек и опозданий, но уже сидя. Пока Ганнон неуклюже пытался уместиться в тесное кресло, укладывая слои ткани, царила неловкая тишина. Было похоже, что Прелат наслаждался этой сценой. Наверняка заранее позаботился о таком узком сидении.

Усевшись наконец напротив, Ганнон вопросительно взглянул на собеседника. Приосанившись внутри своего наряда, жрец начал речь:

— Как вы, безусловно, знаете, судебная власть находится в руках Видевших домов, но было время, когда прерогатива эта принадлежала духовенству…

— После битвы у Тихих Холмов, — вклинился Ганнон, решив блеснуть знанием, но это было опрометчиво. Оскорбленный тем, что его перебили, жрец сжал губы и после паузы продолжил:

— Да, хотя были прецеденты и более ранние. Почитайте о Первом Совете Видевших. Кхм, тем не менее, опыт, накопленный нами, не имеет цены и все еще востребован в вашей работе…

Пока продолжалась речь, Ганнон не смог удержаться, и его мысли понеслись своим потоком. Гнев на того, кто из-за мелочной обиды чуть не погубил доброго человека, удавалось сдерживать мрачным торжеством. Боннар скоро будет в безопасности. Ганнон коснулся кольца большим пальцем, скрыв кисть в рукаве. Он знает больше, чем этот напыщенный тип, и видит мир куда шире. Как же хотелось рассказать ему всю правду, ткнуть носом.

Часть сознания все еще слушала наставления Прелата, вымывая крупицы золота из словесного потока. Углубившись в стихи и прецеденты, церковник изменился в лице, и даже тон его перестал быть надменным. Жрец хорошо разбирался в законах. Он принял волю Избранников как данность и теперь облегчал свою жизнь, пытаясь наставить нового судью.

— У вас есть еще вопросы? — осведомился Прелат, закончив рассказ о Пересмотре Пакта.

— Да, если позволите. — Ганнон указал на один из стихов. — Я знаю, что многие старые дома все еще владеют землями в Даре. Разве это не запрещено?

Лицо Прелата снова вернуло себе надменно выражение, он откинулся на широкую спинку своего кресла, сложив пальцы вместе.

— Я бы посоветовал вам быть внимательней, ведь я уже говорил об этом. Документ длиной в сотню-другую стихов, может, и кажется коротким, — насмешливо произнес Прелат, — но знать его нужно досконально. Иначе вы рискуете не справиться с задачей, возложенной на вас Избранником и богами. — Церковник выдержал паузу, а затем все же объяснил: — Отняты были завоевания, добытые некоторыми выходцами из земель названных домов, но не личные владения Видевших и Слышавших. Такого быть не может. Основы мира для всех одинаковы.

— Благодарю за пояснение. — Ганнон изо всех сил старался сохранять невозмутимость. — А часто ли приходится, кхм, — юноша все-таки не удержался, но постарался перейти к этой теме будто бы случайно, — иметь дело с настолько серьезными делами? Где затронуты основы мира?

— Мне, — Прелат горделиво поднял подбородок, — подобные запросы приходят со многих окрестных земель, но в случае одного города, пусть и такого большого… Не думаю, что это будет происходить слишком уж часто. В таких случаях, безусловно, следует обращаться ко мне за советом. Впрочем, чтобы угрожать основам мира, о них нужно что-то знать. Городской люд редко обладает таким умом. Все чаще виновники такого – сбившиеся с пути жрецы, слишком долго бывшие сами по себе. Единственный светоч посреди глуши может возгордиться, — закончил он строкой из Писания.

— Когда же было последнее разбирательство в пределах городских стен? — невозмутимо продолжил тему Ганнон: нужно было немного додавить. Нутро лихорадило от смеси гнева, торжества и желания мести. Хотелось удостовериться.

— Полагаю, вы все равно узнаете. Но это решено сохранить в тайне. — Прелат помрачнел. — Не только в городских, но в этих самых стенах. — Он выдержал драматическую паузу, Ганнон послушно изобразил изумление. — Брат Боннар очернил себя, в те времена, когда вы еще были на посылках. Его больше нет с нами.