Стоило мне оказаться внутри избы, как в нос тут же ударил спертый воздух, запах давно не мытого тела и вонь отхожего места.

Первой моей мыслью было развернуться и уйти — я не собираюсь вести дела с человеком, живущим в такой помойке, но меня остановил едва слышный стон.

Чертыхнувшись про себя, я посмотрел по сторонам — единственное окно было настолько грязным, что света практически не давало.

— Есть тут кто?

В ответ мне снова послышался приглушенный стон, и я неохотно двинулся на звук.

Дойдя до еле чадящей печки, я чуть было не споткнулся о горшок с нечистотами, и с изумлением уставился на сваленный у печи ворох тряпок.

А точнее на выглядывающее из тряпок… чумазое личико.

— Эмммм, привет?

— Ты не Дениска, — пискнула девчушка. — Он не придет?

— Не знаю, — признаться, я совершенно потерялся и никак не мог понять, как себя вести. — А ты кто?

— Я — Марыся, — девчушка шмыгнула носом, — а Дениска точно придет?

— Он твой брат? — предположил я, не зная, что ответить девчушке.

— Да, он заботится обо мне, маме и Янике. Только Яник уже второй день лежит неподвижно, а мама постоянно стонет.

В подтверждение её слов из груды тряпья послышался глухой стон.

На мгновение внутри поселился неприятный страх замараться в чем-то неприятном, но я тут же отвесил себе мысленный подзатыльник.

Неужели я пройду мимо умирающей от голода семьи? Ну уж нет!

— Так, Марыся, — я присел на корточки и, поморщившись от ударившего в нос запаха, протянул девчушке флягу с восстанавливающим зельем. — Ну-ка давай по порядку.

Рассказ девочки стал для меня чем-то отрезвляющим.

Год назад отец Марыси не вернулся из моря — шторм и ледяная вода оставили семью без кормильца.

Печальную новость принес староста Пахом, и мать ребят чуть не сошла с ума от горя — ещё бы, стала вдовой, да еще и с тремя детьми…

Почти год они жили на скопленные деньги — отец Марыси был неплохим рыбаком — но потом деньги закончились, и стало совсем тяжело.

Сначала случился пожар, почти уничтоживший избу, и остаток денег пришлось отдать мужикам, обсыпавшим дом землей.

Потом в курятник пробралась лиса и передушила всех кур, оставив семью без яиц — единственного стабильного источника пропитания…

Мать Марыси и Дениска брались за любую работу, но платили им сущие копейки, которых едва-едва хватало на еду. А месяц назад женщина и вовсе слегла с горячкой.

Дров нет, еды нет, мать лежит в забытьи — так неожиданно для себя девятилетний Дениска стал главой семьи, а пятилетняя Марыся его помощницей.

Пока пацан перебивался случайными заработками — его нет-нет, да и брали в море или на засолку рыбы — Марыся следила за порядком в доме.

Подметала, выносила раз в день помойное ведро, готовила уху и кормила мать и трехлетнего Яника с ложечки.

К слову, именно Дениска чистил рыбу от костей, и именно поэтому староста и обмолвился про пацаненка.

Дениски, кстати, не было дома уже третий день, и Марыся всерьёз волновалась. Кормить маму и Яника было нечем.

Я же, стоило мне увидеть Яника, не знал, что сказать.

Мальчик, когда я аккуратно разобрал груду тряпок, был похож на скелет, и при виде этого тщедушного тельца, у меня к горлу подступил ком.

Уже ни на что не рассчитывая, я померил его пульс и с облегчением выдохнул — в мальчонке еще теплилась искорка жизни.

Что до Марыси, то, честно говоря, девчушка мало чем отличалась от Яника — такая же худая, ходячий скелет…

Вот только она, в отличие от младшего брата, была в состоянии говорить, ходить и заниматься домашними делами.

Я сначала никак не мог понять, в чем дело, но, присмотревшись к девчушке, почувствовал искру таланта — Марыся оказалась слабенькой одаренной.

Что касается матери ребятишек, та и вовсе была плоха — горячий лоб, плотно сжатые губы, высокая температура — женщина буквально сгорала изнутри.

Первым делом я напоил всех троих восстанавливающим зельем, затем без жалости разломал одну сосновую бочку и хорошенько растопил печь.

Следом пришел черед уборки.

Я вынес все тряпки, в которые кутались оставшиеся без кормильца крестьяне, и хорошенько их выхлопал. Затем, сходив за ледяной водой, вымыл всю избу.

И, с трудом отмыв и открыв единственное окошко, хорошенько проветрил помещение.