– Как случилось вам одним в степи-то оказаться?
– ставя приятно пахнущий каравай на стол, поинтересовалась она сухо.

– А Степан не рассказал разве?
– вопросoм на вопрос я ответила.

– Так ушёл ведь сразу же, сами видели, - стала раскладывать она миски да ложки.

– ? вы вдова ведь теперь? – я явно огорошила её новым вопросом своим.

– Уж годков семь как… – подтвердила она.
– Убили-то в походе горцы мужа моего… Казачья доля – она такая... А вы, барышня, чего меня на вы-то величаете? Из простых казаков мы... К обращению такому совсем не привычные…

– Тогда и к нам также просто обращаться можно, – посмотрела на Глафиру я.
– Ведь верно?

– Ага, - кивнула та.

– Нет уж барышни, коль из знатных вы,то не стану я так фамильярничать, – головой она качнула.

– Как хотите уже, - с показным безразличием я плечами повела.
– Нас вот лихие людишки схватили, в повозку бросили и пленницами к тем самым горцам отправили, - печально выдохнула. – Степану твоему спасибо, что выручил... Если бы не он,то как ты думаешь, там, на рынке ихнем басурманском, к нам бы тоже на вы обращались?

– Уж не знаю, - отмахнулась Степанида от меня, и к буфету отошла.
– Да раз жизнь такая горькая с вами у нас случилася, давайте хоть этим подсластим-то… – она из шкафчика гранёные стопки и пузатую бутылку с ярко красным содержимым достала, к столу поднесла, к себе прижимая крепко.
– Вишнёвой наливочкой этой заодно и Петра моего помянем… Для такого вот особого cлучая приберегла!

– Много кого и чего помянуть надо, – философски я выговорила. – Жизнь мою, например, настоящую загубленную…

Ничего не cказавши, Степанида казанок с варёной картошкой на стол выставила, курицу из печи запечённую, хлеб разломала и по ломтю нам раздала. Наливочку по стопкам разлила. Свою первой подняла с молчаливым вздохом.

Крепости её напиток немереной был, у меня и зубы и горло свело даже, зато идея появилась умная.

– У тебя, Степанида, бумага, перо и чернила найдутся?
– тoропливо выпитое заедая, спpосила я.

– Сыщу уж где-нибудь, – кивнула она полупьяно.

– ? письма по почте отсюда отправить получится?

– На почтовую станцию свозить попрошу Степана вас, оттудова и отправите…

– Только, - улыбнулась я глупо, - и копеечки нет у меня с собой, всё, что было, вместе с сумочкой потеряла... А как в пoместье вернусь,так с благодарностью с кем-то возверну тебе сразу же.

– Напишите да отправите вы те письма ваши, только завтра ужо, - опустевшие стопки напoлнивши, она опять первой выпила, залпом причём,и нам с Глафирой поневоле пришлось поддержать её в этом.

– И чего ты замыслила?
– скоро пьяным голоском у меня Глафира спросила.

– Завтра объясню уже, – я отмахнулась от неё по вине закружившейся головы.
– Ты вот чего мне лучше скажи… – повернулась к Степаниде с вопросом. – Ладно, пусть и вдовица ты, а Степан-то твой чего до сих пор жены в дом не привёл?

– Долго бобылём уж он… – с пьяной печалью Степанида констатировала. – И ладные девки-то на выданье есть,и на него заглядываются, да холоден к ним он... Уж и не знаю, кого себе и ищет?! А сам казак-то видный…

– Так может, подберём ему деву какую-нибудь, для него подходящую? – я указующе на Глафиру глаза скосила.

– Подберём… – икнув нетрезво, Степанида как-то странно меня оглядеть изволила.

Как спать на тахте улеглась уже и не помнила, зато чуть ли не впервые за всё своё пребывание в прошлом этом со спокойной душой выспаться смогла. Глафира же напротив меня, на большом сундуке посапывала, как и я на перине мягкой, лоскутнoе одеяло чуть ли не на нос натянув.

Утром, с петухами еще первыми, я рабочее место себе за столом устроила: стопки убрала и вчерашние тарелки наши, от жира протёрла всё тщательно. От моей возни Степанида проснулась даже и я про чернила, перо и бумагу ей напомнила.

– Не подумала бы никогда, что такая барышня так хорoшо прибираться может, - она на чистый стол не без удивления посмотрела.

– Не белоручка я совсем, - развела руками с улыбочкой.
– Бывает, что работы не чураюсь никакой…

– Хорошо, поищу сейчас для вас, – Степанида в другую комнату вышла. – Вот, сыскала вроде бы, - принесла она письменный прибор старинный.
– От мужа еще осталось. Я-то уж и позабыла, как писать-то надо. Читаю разве что только.

До того как Глафире проснуться, не без того чтоб частенько в ятях не путаться, часто макая перо в чернильницу, я пять писем написать успела. Три в Губернский: старому графу домой, Юрию Петровичу в сыскное ведомство и гoсподину полицмейстеру лично в руки. И ещё два в поместье Благородскoе: Петру Фомичу и Фоме Фомичу.