— Вот мы и дома!

Палашов пристроил «девятку» неподалёку от единственного подъезда серо-голубого двенадцатиэтажного дома. Люди были в отпусках на дачах вместе с машинами, поэтому с местами было меньше трудностей. Счастливые родители, стараясь не шуметь, покинули автомобиль, при этом отец взялся за сумки, тогда как мать несла на руках дитя.

Войдя в лифт, они погрузились в мир настенных надписей и остатков запахов от кратковременных посетителей. Какие ароматы только здесь не перемешались: приятные духи, сигаретный дым, вонь подмышек, мочи и псины. Каждый из жителей и, чувствовалось, что не только, оставил частичку после себя в замкнутом пространстве. Жених и невеста переглянулись. Она поморщилась, он поднял брови и пожал плечами.

— Тоже на седьмом? — Мила увидела, как Евгений одним освобождённым от ноши пальцем нажимает кнопку под цифрой семь.

— Ага. Представляешь? Опять седьмой.

Когда лифт поднял их, мужчина поставил возле двери в квартиру сумки, осторожно забрал малыша на руки, меняя его на ключи.

— Давай, открывай. Тренируйся. Ты же теперь здесь живёшь.

Мила довольно ловко справилась с замками.

— Мне повезло с этой квартирой, — вполголоса посвящал в дела Палашов. — Её недавно отремонтировали и, как видишь, подъезд тоже. По лифту, правда, этого не скажешь.

— Может быть, ты ответишь, это не моё дело, но я всё же спрошу: а откуда деньги на такую роскошь?

Мила как можно тише открыла дверь, за ней затаилась ещё одна — внутренняя.

— Ты хочешь знать источники моих доходов?

Девушка, успешно одолев и вторую дверь, вошла, мужчина — за ней. Она тихонько переняла малютку обратно на руки.

— Это твоё право. Так, иди до конца по коридору и там увидишь дверь в комнату. В ней будет спать Ванечка. Там есть и диван, где ты сможешь кормить его, переодевать и спать с ним, если понадобится. Или я смогу это делать.

Мать и дитя отправились в указанном направлении, а новоиспечённый отец занёс в дом сумки с вещами, которые временно разместил в коридоре. Мила задержалась в комнате недолго, потому что там было предусмотрительно всё готово для приёма малыша. Она вернулась в коридор, чтобы снять удобные мягкие замшевые туфли. Евгений уже разулся, но задержался, открывая её сумку с домашними тапочками.

— Ну, слушай, — сказал он, обувая её в тапочки, с нежностью прикасаясь к пяткам. — Я работаю. Да ты это очень скоро почувствуешь. — Он поднялся в полный рост и смотрел на неё доверительно. — Платят посолиднее, чем следователю. Я сдаю родительскую квартиру. Пусть там не Москва, но всё же доход. И у меня есть кое-какие сбережения со времён моей холостяцкой жизни. Всё это теперь ваше, твоё и Ванечкино.

— Спасибо. — Мила смущённо улыбнулась. — Ты, как всегда, предельно откровенен. Я — мыть руки.

Мила неспешно двинулась туда, где, по её мнению, находилась ванная. Евгений тенью последовал за ней. Он, предвосхищая и тем самым избавляя от поисков, направил её руку с вытянутым указательным пальцем на нужную клавишу тройного выключателя. Девушка вошла, включила воду и принялась намыливать руки. Она произнесла:

— Правда, в квартире очень уютно и чисто. — Мила посмотрела на него в зеркало и улыбнулась. — Я и мечтать не смела… Сон!

Евгений ничего не ответил, только прижался к её спине всем телом. Он хотел, но боялся закрыть глаза: а вдруг это, правда, опять только сон? И он смотрел, как заворожённый, через её плечо на утончённые совсем не загоревшие кисти рук, которые она намыливала какими-то особенными движеньями. Протянул с двух сторон от Милы руки и подставил их под струю прямо под её ладошками. Намылил их, обхватил её пенные пальчики в свои, как в бутоне наружные лепестки обхватывают внутренние, нежно скользил по ним, поглаживал. Он поднял глаза к зеркалу и не узнал себя. Их взгляды встретились в отражении. Он видел, как глаза её тлеют, меняют цвет, как меняется изгиб губ в жажде поцелуя, как голова откидывается к нему, как взволнованно вздымается располневшая грудь под рюшевым белым воротником. Его тело затвердело и взбугрилось у неё на пояснице. Он направил бутон рук под воду, продолжая переплетать пальцы и гладить. Эта близость и невинные живописные ласки распалили их не на шутку.

— Женька, надо сумки разобрать, — едва слышно зашептала она непослушным ртом.

— Потом… Всё потом… — искушали, щекоча, его губы, шептали ей в ухо и опускались к шее, которая невольно отдавалась им.

Не прерывая ласк, он выключил одной рукой воду и развернул Милу к себе.

— Можно я тебя искупаю? — cпросил он хриплым голосом.

— Но я…

Он положил ей кончики трёх пальцев правой руки на губы, останавливая слова.

— Тш-ш-ш… Я хочу…

Нетерпеливыми пальцами он путался в маленьких пуговках блузки, что вызвало улыбку у обоих.

— Женя, мне кажется, ты не сможешь меня сейчас купать. Может быть, позже?..

— Ты права, конечно…

Он нагнулся и жадно припал губами к её губам в искромётном, слишком долгожданном поцелуе, в поцелуе со скрежетом зубовным. Их закрутил бешеный вихрь — только пуговицы отлетали в разные стороны, ударяясь о кафель и чугун. Его жадные губы хотели бы поглотить каждый сантиметр её трепетного тела. За пуговицами посыпались белые блузка и рубашка, бежевая юбка и того же цвета брюки. Влажные руки обоих бродили по телам друг друга, словно неприкаянные странники, задерживаясь на секунду то тут, то там, словно ища и не найдя чего-то, снова начинали бег. Мила не выдержала и поймала за волосы буйную голову любимого, заглянула ему в глаза и нашла одни только неукротимые чувства.