— Иди ко мне, мужичок!

Голос его звучал ласково и весело и, видимо, показался малышу любопытным, потому что он немедленно прекратил истошный ор. Мужчина просунул руки под голову и попку и привлёк ребёнка к горячей обнажённой груди. Тот почувствовал тепло человеческого тела и защищённость и совсем успокоился. Евгений тихо и нежно говорил ему:

— Сейчас я тебя раздену, и пойдём к мамочке. Она ждёт не дождётся тебя с горячими полными молочка сисями.

Ванечка доверчиво смотрел в большое доброе лицо большого дяди… отныне папы. Мужчина пристроился с малышом на диване и принялся за разоблачение маленького розового тельца с большим пупком. Избавившись от костюмчика и душистого подгузника, они отправились в короткое путешествие к ванной комнате, которое малыш проделал с огромным интересом.

— А вот и мы! — улыбаясь и глядя на порозовевшую молодую женщину, сказал Евгений. — Как видишь, мы живы, здоровы и даже перестали реветь.

Мила села повыше и приняла трепещущего в нетерпении сына. Тот, не обращая внимания, что большая часть его тельца погрузилась в воду, почуяв маму и молоко, жадно присосался к левой груди, той, из которой уже подкапывало. Лицо женщины как-то необъяснимо изменилось, как-то блаженно расплылось, стало нежнее, чувственнее. Евгений зачарованно смотрел на эту деву с младенцем у груди. Зрелище его возбуждало и… умиляло. Очень сильно умиляло. Он даже отвернулся, чтобы скрыть слёзы умиления, проступившие на глазах, считая это слабостью. Невыразимое нежное чувство наполнило его существо, изгоняя всё, кроме вот этой картины двух невыносимо сладких родных существ, слившихся сейчас в одно. «Будьте прокляты матери, бросающие своих детей, убивающие своих детей, нарушающие вселенскую гармонию материнства!»

Взяв себя в руки, Евгений снова воззрился на мадонну с младенцем и долго-долго любовался этой поистине земной красотой, ради которой стоит жить и за которую стоит бороться. Мила ничуть не смущалась, она улыбалась ему, время от времени переводя на него таинственный взгляд, тонкой загадочной улыбкой, напоминающей женщину со знаменитого портрета, хранящегося в Лувре57, улыбкой, такой необъяснимо дорогой его сердцу.

VII

Москва. Декабрь 2001 года.

Прохождение через ад. Палашов. Шаг 5.

Палашов старался изо всех сил не думать, откуда у Комиссарова деньги на мясо по-французски в ресторане. Причём он там явный завсегдатай и зовёт официанта по имени и на «ты». В конце концов, Володька — тоже холостяк. Возможно, он просто склонен к полноте, но впечатление производит человека зажравшегося, несмотря на всю занятость. Действительно ли так занят?

Евгений с большим трудом отстоял тогда в ресторане право оплатить хотя бы свой кофе и салат, который съела ассистентка режиссёра Елена. Интересно, что Володька не знал, какое в ресторане имеется мороженое. Напрашивался вывод: товарищ не встречается там с женщинами или его женщины не ели мороженого.

Палашову ещё многое предстояло узнать о Москве.

В первые дни он выбрал для посещения три места: церковь, зоопарк и тренажёрный зал. Недалеко от дома Кирюшиных реставрировали Храм великомученика Димитрия Солунского на Благуше. Чтобы скоротать время до вечера перед встречей с Комиссаровым, туда он и отправился. Это какое-то особое искусство — увидеть храм в перестроенном под плавильный завод драгметаллов здании и снова возвысить колокольню и пять глав. Но работа по восстановлению шла полным ходом. Душа просила присоединиться к рабочим и сделать свой посильный вклад. И пусть не сразу и с некоторым сомнением и недоверием его помощь приняли. Сменив пальто на чью-то маловатую ему по размеру тужурку, он таскал мешки с сухим цементом и помогал замешивать раствор, подтаскивал кирпичи. Занятие это заняло около четырёх часов и подарило приятную физическую усталость и душевное отдохновение. Под конец рабочие вполне воспринимали его как своего. Он вернулся в квартиру и принял душ, сменив запачканные брюки.

В воскресенье он сел в машину и поехал на Пресню в зоопарк. Выбор странный для взрослого мужчины. Бросив машину неподалёку во дворах, он купил билет и вошёл на территорию. Зимой на улице остаётся не так много животных. Многие прячутся в крытые вольеры. Темнота спускается рано. Но всё это не останавливает воскресный поток посетителей. Родители спешат в выходные выгулять своих чад. Пройдя некоторое время вдоль прудов, он свернул к вольерам с волками и лисами и застал их в лучшем виде. Они успели вылинять к зиме и обрасти новыми пушистыми шубами. Вот кому были не страшны холода.

Палашов встал в стороне, чтобы не загораживать малышам обзор, и долго наблюдал с высоты своего роста снующего туда-сюда серого волка. По сути своей, бывший следователь тоже пытался заполнить существование хоть каким-нибудь смыслом. Долго дожидался от того ответного взгляда. И в какой-то миг это произошло. Зверь приостановился и с интересом посмотрел именно на него. Конечно, это был уже не тот самец, которого Палашов видел в детстве, но вот родное в тех глазах улавливалось, будто можно через глаза одного зверя заглянуть в душу всего сообщества. Это как-то могут почувствовать владельцы собак. И волк, добравшись наконец до высокого человека в чёрном пальто вниманием (люди приходили, уходили, а этот чёрный всё стоял и стоял), тоже узнал его, увидел знакомое, своё, в его серых глазах. И чувства отчуждённости и дикости не последовало между ними. Не было и холода или страха. Покой и уверенность, и тепло, словно вернулся домой, — вот какие ощущения придал этот взгляд человеку. Ему даже казалось, очутись они сейчас в одной клетке или рядом на свободе, зверь не причинит ему вреда. Волк одарил его ещё несколькими взглядами прежде, чем Евгений почувствовал, что пора уходить. Даже с животным не хотелось быть назойливым. Назойливыми бывают комары да мухи, а волки могут быть весьма деликатными. В дикой природе волку бы хватило одного раза взглянуть в глаза человеку, после чего он ушёл бы и больше не показывался, хотя мог продолжить тайное наблюдение. Но наблюдать тайно за волком в неволе Палашову было неинтересно. Он нуждался именно в открытом зрительном контакте. Поэтому, получив желаемое, он ушёл. Он побрёл без всякой цели вдоль других вольеров, блуждая глубоко в мыслях. А очнулся он уже перед загоном с лошадьми.

В сёдлах сидели довольно маленькие дети и ловко управлялись с сильными грациозными животными, пуская их идти друг за другом по периметру небольшого, напоминающего печень очертаниями вольера. В середине стоял всего один взрослый и, казалось, являлся главным движущим механизмом этой процессии. Вспомнилась Люба и потянула за собой вереницу болезненных мыслей. Они погнали его дальше, и он придумал себе занятие сравнивать встречающихся на пути животных со знакомыми людьми. Порядком утомившись от мелькания решёток и предвкушая скорое похожее мелькание на работе, он направился к центральному входу Московского зоопарка, чтобы найти машину и уехать домой.