— Вам надо бросить курить, а то вместо вкуса ваших губ чувствуется вкус прожжённой глотки. Этим только ваш поцелуй напоминает Тимофея.

— В этом вопросе я такой же упрямец, как и ты в своём решении, как и Глухов в своём.

— Пойдёмте по домам. А то, что Глуховы подумают, если нас увидят?

— Что ты голову заморочила почти женатому мужику, — усмехнулся Евгений.

Он повернул обратно к дому. Олеся пошла за ним. Мужчина испытывал смешанные чувства разочарования и оправданных ожиданий. Но мысль, что девушка чище и лучше, теплилась в душе и согревала.

Когда они не спеша подошли к дому Елоховых, Палашов сказал:

— Извини, что зря побеспокоил. Я ведь Палашов, а не Смирнов. И… я продолжаю надеяться.

Олеся протянула ему руку, которую он слегка сжал и тут же отпустил.

— Ты права, чтобы ты не решила. Просто всем вокруг жаль терять тебя. Надеюсь ещё увидеть тебя довольной и счастливой.

— Спасибо, что волнуетесь за меня. — Олеся наградила его тёплым признательным взглядом оленьих глаз. — Я буду молиться за вас. До свидания!

— Привет!

Он ушёл от неё в задумчивости, но на душе у него было спокойно. Он радовался, что Глухов ни черта не понимает в людях.

Палашов шагал к дому. Он был уверен, его приход не прошёл бесследно для Олеси. Но как она его раскусила! Ведь, несмотря на её привлекательность, он не испытал к ней влечения. Это так странно. Женщины никогда не оставляли его равнодушным, но он мог прекрасно владеть и управлять своими чувствами. С Олесей он ощущал себя свободно, естественно, приятно и спокойно. Так спокойно ему не было даже в обществе собственной матери. Его очень волновала судьба Олеси, но совершенно не волновала сама девушка.

Целуя же Милу, он терял голову. Она просто дышала рядом, а он уже воспламенялся. Для удовлетворения всех его потребностей ему была нужна только его невеста. А ведь их отношения нельзя назвать гладкими. Он вдруг остро почувствовал, как страшно её потерять.

Возле калитки он увидел Милу и сразу же по глазам понял, что сейчас придётся объясняться. Она схватила его за руку и быстро повела в сад.

— Я шёл и думал о тебе, — говорил он на ходу, отодвигая ветки другой рукой и уклоняясь от них.

— Думал, какими глазами будешь смотреть на меня? — Мила остановилась в окружении слив, как будто сливы могли быть ей поддержкой. Глядя в глаза, возмущённо воскликнула: — Ты поцеловал её!

Она пузырилась, как только что откупоренное тёплое шампанское. Хотелось отпить немного, порушить языком пузырьки, чувствуя колкое пощипывание. Невеста отпустила его.

— Ты опять подглядывала за мной? — в его строгом голосе прорывалось едва сдерживаемое весёлое изумление.

Он вытянул к ней руку и медленно потянул её к себе за лямку майки.

— Это ничего не значит, — уверил он. — Просто ты не слышала нашего разговора. Тогда бы это всё выглядело по-другому.

Он запустил пальцы обеих рук в Милины светлые волосы за ушами, а большие пальцы начали поглаживать виски.

— Я безразличен к Олесе.

— Но ты поцеловал её! — глаза Милы блестели от слёз.

— Больше этого никогда не повторится. Отчаяние заставило меня это сделать.

— Но почему? — не успокаивалась Мила.

— Представь, что мир никогда больше не увидит прекрасный цветок. Глупо было думать, будто мой вымученный поцелуй сможет его сохранить. Знаешь, что Олеся сказала мне сразу после этого? Вся деревня обсуждает мою любовь к тебе. Представляешь? Даже как-то неприлично.

Лицо Милы смягчилось, губы раскрылись — целуй, да и только! — но жених не мог сейчас поцеловать невесту. Он чувствовал себя нечистоплотным. Ему не мешало бы почистить зубы и прополоскать рот, прежде чем коснуться её губами. И потом, он понимал, всё же не очень приятно облизывать пепельницу. Он поднёс лицо ближе и горестно выплеснул из себя:

— Не смей ревновать! Не смей!

И прижал её голову к груди, взлохмачивая волосы. Она что-то пробурчала ему в грудь.

— Что?

— Нет, ничего, — она выпростала на него взгляд.

— Я думал о тебе. О том, как ты зажигаешь меня подобно драйвовой убойной музыке. Ты звучишь, а я слушаю и не могу не заводиться. Как же притягательно, как хорошо ты звучишь! Пойдём домой, жгучая песня моя!

И он повёл Милу, обняв рукой за талию, сквозь сад к дому. И она снова была родной и покорной, принадлежащей ему и царствующей над ним.

Навстречу вышла Галина Ивановна со словами:

— Ну, где вы все? Скоро Ванечка проснётся.

— Мы здесь, мам, — отозвалась Мила.

— Всё в порядке?