— А мне казалось, ты не обидчивый, — хмыкнул рыжий, не снимая улыбочку. — Но не ищи в моих словах оскорбление. Этот пёс судьбу не выбирал. Ему просто нужен был дом и немного внимания. Он получил, что хотел, а я обрёл надёжного друга. Ну и кто от этого проиграл?

— Я искренне рад за вас обоих, — подчёркнуто фальшиво слюбезничал Ро.

— Вилять хвостом я тебя не прошу. У тебя его, если на то пошло, и нет. Да и нужно тебе совершенно другое. Хочешь это? — рыжий снова потряс кулоном. — Получишь и это, и гораздо большее. А, поскольку, кроме меня, никто не даст тебе и крупицы подобного, то мне не придётся сомневаться в твоей порядочности.

— А пса ты тоже на цепи к себе в башню тащил? — возмущённо выпалил Ро, еле сдерживаясь, чтобы не запустить подонку в лицо на сей раз тяжеленным подносом.

— Ты пришёл сам. Я тебя пальцем не тронул, — парировал рыжий и ещё гнуснее улыбнулся. — И нет, я тебя не вынуждаю. Спектры в тебе — кот наплакал. Дар ключника редкий, но его не отрежешь и не пришьёшь. Так что, если моё предложение тебя не устраивает, — вставай и проваливай. Распоряжусь отправить тебя хоть в Синебар, хоть в Санси. Заметь, не на мороз. Хотя я гнутой ржанки не поставлю на то, что ты долго протянешь. Никто не заставлял тебя бросаться с крыши.

Звучало всё складно, вот только нисколько не верилось. И сид это тоже понимал, но перестал уговаривать, ограничившись последним аргументом:

— Только учти, если мы сейчас с тобой распрощаемся, третьего раза не будет. Я говорил, что не люблю, когда тратят моё время?

Роваджи посмотрел на него с усталым презрением, как и на всех в своей жизни. Потом он уставился на снег за окнами, обернулся на пса, поискал подсказки в почти опустевшей тарелке. Ничто не трогало и не убеждало. И только кулон с фальшивыми янтарями поблёскивал в неярком свете жаровен, молча о том, что мог бы о себе рассказать, и напоминая, что вызов был брошен, но в споре с богами незадачливый вор проиграл.

Три с половиной года назад

Сложно думать, как устроить побег, когда за спиной смеются и чавкают. Близился отбой. Кадеты травили байки и подъедали сухофрукты и пряники, привезённые с отпусков. Такими радостями с Ро не делились. Зачем? Он никогда не покидал училища и не получал передачек, а значит и не было надежды на взаимообмен. Лишь двумя способами он мог добыть себе гостинец: выиграть спор или стащить, — но сложно биться об заклад, не имея ничего за душой, а за воровство сначала строго покарают старшие, а потом нещадно заклюют сверстники. Да и заполучи он что-нибудь ценное, особенно в предыдущие годы, всё подчистую отняли бы зарвавшиеся ребята посильней.

Вот и проводил Ро подобные вечера насупившись и отвернувшись к стене. Считал ровно прилаженные кирпичи и утешал себя, что пряники — безвкусная гадость по сравнению с миндалём в шоколаде или извилистым орехом в меду. Бывало какой-нибудь из маминых дружков приносил целую горсть, и мать все до единого отдавала сыну. Ро грыз с алчным восторгом, но потом уговаривал её тоже попробовать, когда аппетит немного стихал и просыпалась совесть.

« А кому из нас расти? — улыбалась мать. — Ну, хорошо. Я возьму один, но все остальные тебе, бельчонок».

«Бельчонок». Как только она его не называла, но всегда ласково и с озорством. Да и отчего не бельчонок? Он вечно скакал вокруг, неугомонный, а стоило напроситься на улицу — лазал по деревьям и крышам. Одна пятнистая биста как-то сказала, что ему только хвоста не хватает. В те годы Ро не отказался бы от острых когтей, но хвосты ему казались нелепыми и вечно бросались под ноги.

Как же давно это было. Прошлое таяло, как промелькнувший сон. Словно вокруг всегда были стены казармы, и Ро просто придумал все те красочные витражи, пёстрых чудаков с промасленными волосами и прямоходящих зверей, носивших забавные широкие штаны — в точности такие, какие были и у него самого вплоть до приезда в Алуар. Ох уж эти штаны! В первый же день их высмеяли и припоминали потом, даже когда им на смену выдали форму. Якобы на юбку похожи. Ничего подобного! В долгу новичок не остался и мигом окрестил котаны платьями. Вообще он придумал множество обидных сравнений, но те оказались совершенно непонятными для местных. У алорцев даже словарный запас оказался пресным и скудным, с привкусом скуки и жёсткостью казённых матрасов. В последствие Ро приучили изъясняться как надобно, однако он лишь притворялся и искренне гордился, что привнёс в кадетский быт пару дюжин новых ругательств.

Но время шуток заканчивалось. Бежать следовало сейчас: пока не исполнилось пятнадцать. Кадеты давали присягу в первую неделю после зачисления, то есть в десять (сам Ро произносил заученные, но ненавистные слова в одиннадцать), но то был детский лепет по сравнению с настоящей клятвой и посвящением во взрослую жизнь. Ребёнка не накажут так, как полноправного члена общества. А военных карали куда как строже, чем гражданских. Так что сбеги Ро немного позже и попадись патрулю — его не попытаются наставить на путь света, а сразу повесят.

Для честного и порядочного кадета шанса сбежать из училища и из страны не существовало, но тот, кого с первого дня прозвали Халасатцем, гордился своей испорченностью и преступным умом. Однако и этого оказалось мало для надёжного плана.

Самым простым пропуском за ворота кадетского корпуса были родители. Они могли навещать детей и даже забирать на пару дней, не чаще чем раз в месяц. Но мать лишили этого права за то, что в юности сбежала на чужую землю и вела беспутный образ жизни. Так объяснял капитан. Ро родился в Ранте и отца не знал. Со слов матери, тот был таким же беглым алорцем и ушёл, бросив её и годовалого сына на произвол судьбы. Да кто теперь подтвердит? Проще нацепить повязку и объявить полукровкой. А несчастную женщину, вернувшуюся на родину с поникшей головой и мольбой о прощении, — отлучить в храм далеко на севере. Это означало никаких средств, никакой свободы и никаких поездок — только служение. Всё, что теперь получал от неё сын — письма. Отвратительнейшие письма! Их словно писала не мать, а какая-нибудь монахиня из храма Колласа, через слово славящая своего горячо любимого бога. О совместном прошлом там не находилось даже намёка, как не было сожалений и извинений за великолепно устроенную жизнь! Ро подозревал, что знает причину. Каждое послание вскрывали и проверяли, дабы обезопасить юные умы от вредоносного воздействия. И всё же мальчишке нужна была мать, а не какое-то безвольное безликое существо, желавшее ему хорошей службы и крепкого здоровья.