Над камином висела одна из моих картин, которую я передавала Ализарде для реализации. И даже деньги за неё получила. И подробный рассказ, какому важному дэйну, ценителю подобного искусства, досталась моя работа. Вергену не нравилось то, что я создавала. К картинам из шерстяных и шёлковых нитей он относился так же, как к вышиванию – то есть как к пустому женскому баловству, способу занять время и руки. Ализарде находила мои пейзажи прелестными.

А были ли вообще у моих работ заказчики?

Я снова повернулась к постели и, бесшумно ступая, подошла к изножью. Маленькое пламя плыло за мной. И, наконец, увидела. Верген крепко спал, это его голова с редеющими короткими волосами покоилась на подушке, его рука лежала поверх одеяла. Я сглотнула, боясь разбудить его, осторожно перевела взгляд на соседнюю подушку. Поняла, что задерживаю дыхание, когда перестало хватать воздуха. Света хватало, чтобы определить, что рядом с моим мужем спала женщина, трогательно подложив ладонь под щёку. Света хватало, чтобы понять, что волосы, разметавшиеся по подушке, имели светлый оттенок. Я шевельнула пальцами и огонёк послушно завис над спящей, освещая её лицо. Я всматривалась бесконечно долгие пять или шесть секунд, не чувствуя, как внутри всё скручивается в узел. Слишком знакомым был этот изящный тонкий профиль. Я смотрела и смотрела, а изнутри меня заполняла пустота.

Сычик, кажется, снова вертелся и царапал коготками плечо, а я никак не могла осознать картину перед глазами. Даже не то, что сказанное Рэем оказалось правдой. А то, что Ализарде я так неосторожно проболталась больше суток назад, а они оба, как ни в чём не бывало, смотрели сны. Почему? Верген не знал или был уверен в том, что у него полно времени, чтобы перехватить меня в нужный момент? Какую игру ведёт тётушка? Я смотрела на них до рези в глазах и не сразу поняла, что совушкина на моём плече уже нет. И сдавленно охнула, увидев Рене, сидящего на одеяле возле лица ничего не подозревающего Вергена.

Глава 36.1

Обратно меня дёрнуло ещё резче, чем всегда. Как по влажному песку протащило, раня и царапая. Я была почти уверена, что найду ссадины на локтях и коленках, но кожа оставалась неповреждённой.

Не иначе как чудом мне удалось жестами и отчаянной мимикой помешать воинственно настроенному сычику выклевать Вергену глаз или расцарапать в кровь горло. Не знаю в точности, чего Рене хотел, но он наверняка перебудил бы весь дом. Позже мы с вельвиндом успели поругаться: он считал, что всё могло бы существенно измениться уже в тот момент. Могло, но тогда я не знала, как именно.

Обратный переход был подобен падению в глубокую воду и судорожным попыткам выплыть на поверхность. Я едва успела подхватить Рене. Разорванное пространство сбило с ног, я пошатнулась и задела бедром столик, краем мутнеющего сознания отметила, как поехала по гладкой столешнице трубка Вергена. Больше ничего не увидела; птиц, к счастью, остался со мной и не потерялся. Так плохо мне ещё ни разу не было. Рене, кажется, тоже всё это непросто далось: сычик покачивался и беззвучно разевал клюв, глаза таращились в пустоту, а из меня словно до последней капли выжали все силы. Надо было срочно написать Рэю, надо было хотя бы отпереть дверь, чтобы на всякий случай у слуг был доступ в мою спальню, пока я… Я не помню, как переползла с пола в постель и сумела ли сбросить одежду: стены качались, потолок то и дело менялся местами с полом.

– Нап…пиши ему… – то ли произнесла, то ли подумала я, обращаясь к Рене. – И б-будь… ост.. остро… осторожен…

И отключилась.

Когда пришла в себя, окна заливал слепящий солнечный свет. Таким он бывал в окнах моих покоев во второй половине дня, оставив обеденный час далеко позади. Голова раскалывалась, а мучительная жажда согнала меня с места, заставив кое-как проковылять к графину с водой и напиться прямо из него.

– Вы проснулись, дэйна Уинблейр! Наконец-то! Как вы себя чувствуете? Принести что-нибудь?

Едва не выронив графин, я резко развернулась на звук тоненького голоса. На скамеечке возле кровати примостилась Айя и, судя по корзине с бельём и принадлежностями для шитья, занималась штопкой, а заодно и за хозяйкой приглядывала.

– Всё хорошо, я просто устала, требовался основательный отдых. Сбегай к Руте, пусть сделает на скорую руку какой-нибудь несложный перекус. Я приведу себя в порядок и приду. Ты сама поела?

Айя заверила, что обедала, проворно сложила бельё обратно в корзину и унеслась выполнять поручение. Я же рухнула на край постели. Не могла вспомнить, открыла ли я дверь спальни сама или не успела. И, если нет, то кто тогда отпер дверь. И как. И как долго подле меня находилась девчонка, что она могла видеть из того, что для её глаз не предназначалось? И в особенности – кого.

– Рене, – позвала я.

Бесконечно длинную минуту спустя мой сычик вылез из-под кровати. Встряхнулся, вспорхнул мне на колени, внимательно оглядел мой наверняка не самый свежий и здоровый видок, перепрыгнул к подушкам и ловко вытянул из-под самой нижней помятый, сложенный вдвое листок. Я удивлённо приняла его и уставилась на неровные корявые буквы, сложенные в слова.

– Ну ты даёшь! Всё-таки можешь! – восхитилась я.

Рене ухитрился оставить мне короткое письмо и накарябал его, явно будучи в совином обличье. Сообщил, что отправить записку Райдеру не получилось и лучше мне самой связаться с ним как можно скорее. Что спальню ещё утром открыла своим ключом Яола и велела Айе остаться со мной, караулить сон. И о том, что Рене рискнул выбраться из комнаты, чтобы понаблюдать за слугами, и стал свидетелем вызова по артефакту связи: Верген говорил с экономкой, расспрашивал обо мне. Много подслушать не удалось, но сам факт такого разговора вельвинду не нравился. Он просил как можно скорее отослать от себя слуг, чтобы у него появилась возможность сменить обличье: последний план побега из замка требовалось согласовать и уточнить. Это точно: после увиденного в Риагате многое требовалось переосмыслить и перепланировать. Пообещав сычику решить проблему с прислугой, я поскорее написала Рэю, сообщив о своей оплошности и опасении, что мои родственники что-то наверняка задумали, но что именно, никак не разберусь. И о том, что я всё собрала и приготовила, остался последний шаг. Сложенное особым образом послание улетело в Лордброк, а я в ожидании скорого ответа бросилась приводить себя в порядок. К слову, на мне была одежда для сна и лёгкий халат, а платье, в котором я ночью выбиралась к Райдеру, лежало аккуратно сложенным на банкетке в изножье кровати. И складывала его определённо не я.