– Как нет? – похолодела я. – Ты точно смотрела?

– Ну да. Ниже этажом и дверь не заперта. Темно и пусто.

Я приложила ладонь ко рту. Рене. Мне же не привиделось? Почему его увели из той комнаты, куда?! Где циркач, в конце концов?

– Ох, дэйна, да что с вами? Вы не волнуйтесь так, всё образуется. Вы уже не одна, а я сделаю всё-всё, что могу, честно! Я даже почти совсем не боюсь! Потерпите, прошу вас! Я…

– Погоди минутку. Сейчас побежишь и приведёшь, я сама жажду этого больше всего на свете. Ты можешь хотя бы описать моих друзей?

Девчонка бросила свою суетную возню и глянула на меня с жалостью.

– Так это… вы думаете, они мне наврали? Нет, дэйна, не знаю, почему, но я им сразу поверила. Как же звали-то этого… Вот дурында-то. Такой…огромный! Кусок скалы! Кулачищи – во! Лицом настоящий разбойник, а глаза добрые. И одет… – она на мгновение задумалась. – Хорошо одет, дорого. Но не так, как у благородных дэйнов принято. А на втором вообще лица нет. Мне кажется, он совсем с ума сойдёт, когда вас в таком виде увидит. И убьёт кого-нибудь. Я бы убила не задумываясь, – убеждённо закончила Айя. – Вы же их знаете, дэйна Уинблейр?

Да. Кажется, да. И нет. Я пошатнулась. Неимоверным усилием взяла себя в руки, пока моя спасительница не юркнула обратно во тьму.

– Айя, милая, спасибо тебе. Ты не представляешь, как вовремя появилась! Сделай, пожалуйста, ещё одну вещь. Если получится. Когда объяснишь моим друзьям, где меня найти, попробуй отыскать бумагу для магических писем. – Я наспех объяснила, где искать. – Только без ненужного риска! Если в кабинет или к Яоле не пройти, или если ящики заперты – лучше не трогай, я потом сама…

– Хорошо, – серьёзно кивнула девчушка.

Отпускать её было невыносимо, но необходимо. Где же они все: стороживший сычика Фитри, Уэлт, Верген?.. Но пожалуйста, пожалуйста, пусть моя храбрая спасительница с ними не столкнётся! Я вцепилась в не обжигающий руки магический огонёк; почему-то при свете находиться в башне сделалось в разы тревожнее, чем десятком минут ранее, в полной темноте. Свирепствующая снаружи гроза отчего-то не пугала, но самым точным образом отражала бурю в душе.

… Неужели они примчались меня спасать? Одного безжалостного, обличённого высокой властью карать и миловать, и впрямь замучила совесть? Я поднялась на ноги и, насколько позволяла цепь, приблизилась к двери.

Что он мог бы сказать такого, чтобы я смогла слушать его оправдания? А чтобы простить за сломанную жизнь?

Убегая, Айя не стала запирать дверь, только осторожно прикрыла её. Я не знала, кто придёт первым, хотя догадывалась. И всё-таки отступила на три шага назад, когда тени, собравшиеся вокруг дверного проёма, выпустили ещё одну тень, высокую, сильную, гибкую. Как бы я ни готовилась, а внутри всё сжалось. Не от страха, от близкого освобождения… и желания закричать, ударить изо всех сил, смять это правильное красивое лицо.

Лэйр-Альвентей поднял над головой ещё один магический огонёк, сдавленно охнул и одним неуловимым движением оказался вплотную ко мне. И стиснул в руках так, что я не успела ни отшатнуться, ни охнуть. Крепко, судорожно, до боли.

Глава 39.3

– Дэри, девочка моя, как ты? В порядке? Как же мне не хватало твоих перьев для мгновенного переноса! Дорога была бесконечной; боюсь представить, что ты успела обо мне напридумывать!

Что же можно напридумывать, увидев судейские атрибуты в спрятанном магическими заклинаниями шкафу? Я не задала этого вопроса вслух,

Я только на мгновение-другое приложила ладони к его груди. Чтобы оттолкнуть. Тепло объятий сразу ослабло, а я отстранённо отметила, что и на Райдере одежда сухая, но ломать голову над этим сейчас не имело смысла. Я отступила, выставив перед собой скрещённые руки. Не знаю, что углядела в этом человеке впечатлительная Айя: было у него лицо. На месте, со всем своим безупречно правильным контуром и выразительными чертами: хоть скульптуру ваяй, хоть портрет пиши. Если б не необходимость соблюдать тишину, я бы кричала, срывая голос. Я бы бросила столько обвинений, одно безжалостнее другого! С момента возвращения в замок у меня их столько набралось!

Ошибка!..

Сколько ошибок, небрежности, нежелания вникнуть в детали давнего преступления досталось отцу? Маме? Мне?

У Райдера опустились уголки губ, что-то такое мелькнуло и погасло в глазах, но в руках он себя умел держать лучше меня. А вот руки держать при себе так и не научился: провёл пальцем рядом с ушибленной скулой, со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. А мне слова не шли на язык, хотя сказать что-нибудь следовало: не на светском приёме столкнулись, время дорого, особенно для Рене.