Шрифт:
– Остановил нас немец, дороги развезло, и встали мы. В районе Харькова еще двигаемся помаленьку, но похоже, недолго теперь.
– Он перевел взгляд на Скорина.
– Анкету вашу советуете почитать? Сергей Николаевич, вроде не мальчик вы...
– Симаков запнулся, подыскивая нужное слово.
– Я иногда детство вспоминаю. Знаете ли, вспомнишь, и стыдно становится. Груб и жесток бывал по молодости и неразумению. Майор вновь разлил чай.
Скорин сидел на диване, прихлебывал горячий чай, молчал.
– Родились вы в Москве, в пятнадцатом году, в семье служащего... Это можете пропустить, Сергей Николаевич.
– Майор хрупнул сахаром, довольно жмурясь, отчего морщины на лице стали еще отчетливее, стал пить чай.
– Начните с института.
– Ну, окончил я десятилетку, - выдавил Скорин, - проработал год переводчиком в Интуристе, поступил а ИФЛИ.
– А откуда вы так хорошо язык знали, что после десятилетки могли переводчиком работать?
– спросил майор, доливая себе чай.
– Я и не знал, уговорил одного товарища в Интуристе, убедил, что справлюсь, у них переводчиков не хватало. За год поднатаскался, освоился. Говорят, способности у меня.
– Случается.
– Майор пил, обжигаясь, вытягивал губы, смешно шевеля ушами, довольно жмурился.
– Поступил я в институт, увлекся западной литературой. На третьем курсе приглашают меня в райком комсомола и путевочку в руки. Будьте любезны, говорят, очень нужны на переднем крае. Я сомнение выразил. Скорин сделал паузу, дал возможность задать вопрос, но майор отдувался и вопроса не задал.
– Объясняю, что сугубо штатский я человек, в герои-разведчики могу не подойти. Долго говорить со мной не стали - и пошел я учиться на курсы.
– Почему вы сомневались? Ведь большинство шло с воодушевлением. Майор вытащил из стакана чаинку, положил на блюдце.
– Я объяснил.
– Не понял, извините покорно. Не понял, Сергей Николаевич.
– Так.
– Скорин замялся, решал, как объяснит.
– Боялся!
– брякнул он решительно и вызывающе посмотрел на майора.
– Боялся, и все!
– Смерти боялся?
– Майор возился с чайником, на Скорина не смотрел.
– И смерти боялся. А вы не боитесь?
– Вопрос снимается как провокационный.
– Достав платок, майор вытер лоб.
– Не верю. Так почему же?
– Я ответил.
– Других версий нет?
– Нет.
Майор допил чай, отставил стакан, долго вытирал платком лицо, затем посмотрел на Скорина.
– Ладно. Итак, направили в нашу школу...
– Проучился два года, назначили сюда.
– Всех в Москве оставляли?
– Нет.
– Почему вас оставили?
– Спросите у руководства. Работал... в Германии. Привык к нашей работе. Но сейчас война - и хочу на фронт, воевать среди своих, с полевой почтой.
Майор долго, изучающе смотрел на него, затем спросил:
– Как же ты, Сергей, брак не оформил?
– Скорин вздрогнул, затем медленно поставил стакан на стол, выпрямился, хотел встать. Майор взял его за руку, заглянул в глаза, вздохнул, после паузы сказал: - Да, Сергей Николаевич, я вот тоже однолюб.
– Я вас прошу, товарищ майор...
– Зря просишь, - перебил Скорина майор.
– Нам работать вместе. Личная жизнь разведчика - его тыл, можно сказать. Ты уж извини меня за красивые слова, но человек без любви - не человек вовсе, а так пустышка.
Скорин встал, но Симаков, не обращая внимания на его протест, продолжал говорить:
– Любовь оружие, оружие грозное. А ничейного оружия, Сергей Николаевич, не бывает. Если оно не в наших руках, значит, в руках врага.
– Не надо, товарищ майор!
Майор замолчал, потер коротко остриженную вихрастую голову, посмотрел на Скорина, тот, продолжая стоять, почувствовал себя неловко.
– Давайте прервемся, Сергей Николаевич.
– Симаков тоже встал. До завтра. В двадцать три часа жду вас.
– До завтра, Николай Алексеевич.
– Скорин повернулся и пошел к выходу. Майор чуть было не вернул его, но сдержался, покачал головой и грустно улыбнулся.
В кабинет вошла Вера Ивановна, и майор, то ли спрашивая, то ли рассуждая вслух, сказал:
– Нехорошо у Скорина в личной жизни произошло.
– Он взглянул на Веру Ивановну, которая открывала окно, чтобы проветрить кабинет.
– Не верите вы подчас женщинам.
– Вера Ивановна вытряхивала из пепельниц окурки, на майора не смотрела.
– Сережа перед командировкой с ней не расписался, сказал, что в спецкомандировку на год-полтора на восток едет и свадьбу сыграют, когда вернется. От него загодя написанные два либо три письма пришли, и молчок. Словно в воду канул. А она сына родила. Ей никто не объяснил, где Сергей. Четыре года.