– Ты чего, начальник, городишь? Я не убийца. И заказов не беру. Милка застукала меня с другой бабой? Что я должен был сказать? Что нравится баб трахать? Что верность и семья меня не интересуют? Что жениться не хочу и не собираюсь? Что трахну и буду трахать любую, которая глянулась? Только ее папаша в отеле не последний человек. Меня бы по одному ее слову на хер выкинули. А там работка не пыльная, еда хорошая, жилье нормальное. Вот и сбрехал, что типа ее заказали. Муж якобы на измене поймать хочет, чтобы развестись. Фотки сделаем для доказательства и все, денег получу. Ну и женюсь на Милке. – Артем тяжело дышал, сопел. Интоксикация входила в силу. – Бабы вообще дуры. Им когда мужика надо, они землю за него грызть готовы. Милка в любую хрень поверит, лишь бы себя тешить надеждой, что я на ней женюсь.

Самбуров медленно по одной разложил перед ним фотографии убитой Тамары Сенежской.

– Твою мать! – рыкнул задержанный, отшатнувшись и яростно тряся головой. – Не! Я не знаю, кто ее так!

– Ты понимаешь, что для меня ты очень хороший подозреваемый? Мы нашли у тебя оружие, которое фигурирует в двух нападениях, это пока без подробностей. Ты уже был судим за тяжкие телесные и бандитизм. Ты способен избить и убить человека. У тебя нет алиби на момент убийства. Ты местный и наверняка знаешь не одну заброшенку в Крыму, где можно было пытать и убить Сенежскую. К тебе она приехала в Крым. А еще ты наркоман. Что принимаешь? Экстази? Скорость? Или уже перешел на что-то потяжелее? Среди побочек от стимуляторов – провалы в памяти, помутнение сознания, приступы агрессии. Вы с Тамарой повздорили, ты ее убил. Прятал, потом выкинул в горах. Теперь не помнишь. Все сходится. Я закрою дело, – усталым безразличным тоном вещал Самбуров. – Золото, а не подозреваемый!

– Это не я! – Артем закашлялся. – Нечестно!

Самбуров отмахнулся:

– Ты все равно уже на пути в гроб. Нарушения в мозгу и в других органах необратимы. Зачем обществу инвалид? Что у тебя дальше? Воровство и убийство за наркоту? Да и много ли тебе осталось? Ну посидишь оставшиеся пару лет на строгаче. Мир станет лучше без такой твари, как ты. Так что нет, совесть меня мучить не будет.

– Нет-нет-нет, – бормотал задержанный. – Ни фига не так! И зачем мне ее убивать? Я только спал с ней! Она даже в Крым предложила поехать сама. Мне и звать не пришлось. То все вопила, что Крыма нет на ее карте. Она сюда ни ногой. А потом я сказал, что в гостишку на работу устроился и уезжаю, она как помешалась. Да она голодная до мужика была. У нее мамаша горгона…

– А зачем ее надо было в Крым звать? – Самбуров выложил на стол полиэтиленовый пакет с флаконом фолиевой кислоты. Тряхнул, так, чтобы таблетки брякнули. – Кому было нужно, чтобы Сенежская Тамара приехала в Крым?

Артем тяжело сглотнул. В безумных глазах полыхнули жажда, надежда, потом страх и ужас.

– С приема последней капсулы амфетамина прошло не меньше шести часов. Тебя уже трясет, голова раскалывается, одолевают панические атаки, ты едва ворочаешь языком и задыхаешься от кашля. Через полчаса нейроны в твоем мозгу начнут отмирать. А так как у тебя их не шибко много, процесс пойдет быстро. Скорее всего, к тому моменту ты уже будешь согласен убить кого угодно за таблетку, не то что поделиться знаниями, но уже вряд сможешь. В полубесчувственном состоянии овоща наша доблестная и справедливая система правосудия доведет тебя до лазарета какой-нибудь тюрьмы в Магадане. Тебе может даже повезти, ты не сразу сдохнешь, а твой организм отключит только некоторые функции. Так что заключение переживешь легко, потому что сокамерникам будет западло даже ноги вытирать об урода со скрюченными пальцами, еле передвигающегося до параши, с вечно раззявленным ртом, из которого вываливается баланда, текущими соплями и слюнями.

Паника, накрывшая Артема, парализовала его до состояния замороженной тушки в морозильнике, краска сошла с лица.

– Что я получу? – прошипел он обескровленными губами, не сводя жадного взгляда с цветной банки.

– Ничего, – ледяным безразличным тоном сообщил подполковник. Потом помолчал и добавил: – Принудительное лечение. А если не будешь нужен в качестве свидетеля, и вовсе пойдешь ко всем чертям.

Установилась тишина. Кира и Роман молча ждали, взирая из-за затемненного стекла на проводимый Самбуровым допрос. Артем повалился вперед, опершись плечами на край стола, вскинул тяжелую больную голову с затуманенным взором.

– Все! Он сдался, – прошептала Кира. – Сейчас его Самбуров дожмет.

Роман с серьезным видом кивнул.

– Месяц назад ко мне один кент обратился, денег пообещал, аванс дал. Хотел, чтобы я нашел Томку, ну типа, роман закрутил с нею и привез ее в Крым отдохнуть. На поездку к ней денег дал и на всякие цветы-рестораны. Нормально так отслюнявил. Я согласился. Искать ее не надо, я и так знал, куда она уехала. Ну она не ломалась. Говорю ж, до мужика голодная. Ни кабаков особо не понадобилось, ни подарков. И на Крым сразу согласилась. Глаза, как у кошки, горели.

– Какой-то незнакомый человек оказался в курсе твоих бывших отношений с Тамарой Сенежской, и тебя это не насторожило?

– Он не совсем левый. Он тоже с Тамарой знаком был. А она своими мужиками любила похвастаться. Всем трепала, с кем спала и какая востребованная. Он сначала к Димону приходил. Это тоже наш общий знакомый. Только Димон женился и не захотел связываться. Жена вторым беременна, на сохранении. Да и он не так чтобы бабами увлекается. Он кента этого ко мне привел. Крым небольшой. Здесь все друг друга знают.

– Ладно. А зачем кенту понадобилась Тамара, и таким нетрадиционным способом? Мог бы сам пригласить, раз ее знает. Наверное, не просто поговорить собирался? Это тебя не волновало? – Самбуров сверлил задержанного недобрым взором. Тот ежился, морщился.

Кира придвинулась к стеклу поближе. У Артема дергался глаз. Он щурился. Действие таблеток осложняло расшифровку его мимики, но Кира не сомневалась – он боится. Это страх. И он боится не сесть, не оказаться в тюрьме или в тюремной больнице. Чего он боится? Сейчас говорить его заставляет заветный флакончик, лежащий перед ним на столе. Но в нем идет борьба. Страх, надежда, голод. Без таблеток его ломает.