Война была его стихией.

Он возвращался домой ненадолго, обычно на два-три дня, максимум – неделю, чтобы снова отправиться в поход.

Но и в это время не покидал своего кабинета, до поздней ночи засиживаясь над картами, планами и военными сводками.

Человек крайне суровый и жесткий, Александр Альберон никогда не позволял даже малейшей нежности к своей жене – моей матери и ко мне, своему сыну.

Я часто смотрел на его портрет, висящий в гостиной, и говорил себе – мой отец великий воин, я должен им гордиться.

И ничего, что я вижу его раз в два-три месяца. Стране он нужен больше, чем нам.

Но никак не мог избавиться от противной, омерзительной зависти, когда мои товарищи рассказывали, как их отцы проводят с ними время. Для одного из них было нормально, что отец учит его ездить верхом. Другому папа мастерил штаб на дереве. С третьим его отец каждый вечер играл в шахматы.

Да, для них было совершенно нормально и естественно то, о чем я даже мечтать не мог.

В такие минуты я отчаянно хотел, чтобы мой отец не был никаким великим полководцем и завоевателем.

А стал самым обычным нормальным отцом.

Я мечтал и ненавидел себя за эти мысли.

В такие моменты мама хорошо понимала меня. Обнимала и говорила:

– Наш папа женат, в первую очередь, на Орлании. И мы, как истинные патриоты своей страны, должны поддержать его и уважать его выбор.

Да, мама, как могла, пыталась компенсировать постоянное отсутствие отца и его суровое отношение заботой и вниманием.

Сейчас я понимаю, насколько сильно она была одинока в нашем огромном пустом доме бок о бок с равнодушными слугами.

Мужняя жена, но без мужа. Мать, но без сына, потому что львиную долю моего времени занимали занятия со специально нанятыми отцом для меня учителями. Бесконечные тренировки, медитации, зубрежка, муштра, и экзамены, экзамены, экзамены, о результатах которых учителя тут же докладывали отцу в письмах.

И если результаты его не удовлетворяли, то я получал короткие, по-военному сухие выговоры в письмах, как будто адресованные провинившемуся солдату, а не сыну.

Я знал, что мать отчаянно не хотела, чтобы я пошел по стопам отца и стал военным. Несмотря на мою магию, моя наивная мать желала мне иной судьбы, иного образования и воспитания. И отчаянно боялась того момента, когда мне исполнится одиннадцать лет и я отправлюсь в юнкерское училище.

Это был тот путь, тот выбор, который избрал для меня отец.

И с которым я был на все сто процентов согласен.

Но я понимаю, как моей матери отчаянно хотелось заботы и тепла, красивых слов любви, ощущения крепкого мужского плеча.

Она не хотела, чтобы я вырос похожим на отца, но ничего с этим не могла поделать.

Так мы жили.

И мне в голову не могло прийти, что это еще была лучшая жизнь.

Все изменилось в одно зимнее утро, когда мне было десять.

Морозное, солнечное, веселое утро – я никогда бы не подумал, что оно, точно мечом, разрубит мою жизнь на до и после.

Наскоро позавтракав, я собрался бежать на улицу, чтобы вместе с друзьями поиграть в штурм снежной крепости, которую мы до самой поздней ночи строили вчера.

У меня было время зимних каникул. Короткое, благословенное время, когда надо было успеть наиграться с товарищами всласть, чтобы потом снова приниматься за учебу.

После каникул учителя особенно лютовали, коварно подкидывая самые сложные задания, как бы отыгрываясь за мой отдых.

Но тут хлопнула парадная дверь, и сонное спокойствие дома исчезло вмиг. Все завертелось, закрутилось, слуги бросились в людскую с испуганными лицами.

И тут я увидел отца, каким еще не видел никогда в жизни.

Его лицо было перекошено яростью, большая меховая шапка нахлобучена на сурово сдвинутые брови.

Сейчас он напомнил мне вэрбера – медведя-оборотня из страшной сказки.

Мать сидела за шитьем в гостиной. Мешковатое платье было призвано скрыть ее живот, но она находилась уже на позднем сроке беременности, поэтому округлость явственно обозначалась под тканью.

Она вышивала пеленку для будущего ребенка.

Я с нетерпением ждал появления братика или сестрички. Все гадал – кто же будет?

Мне очень хотелось младшего брата. Он станет товарищем по играм – я б его всему научил!

Но и девчонка тоже неплохо. Может, даже еще лучше. Я стану ей любимым старшим братом, самым сильным на свете, верным защитником и охранником.

И никто, никто в целом мире не посмеет обидеть мою маленькую младшую сестренку.

Но сейчас я и думать забыл о будущем младенце, потому что отец кричал.

С покрасневшим лицом он, точно настоящий разъяренный дикий медведь, навис над сжавшейся в кресле мамой.