Глава 16

Клипса

Несколько дионов мы ехали по однообразной дороге по долинам и лугам. Среди пожухлой травы попадались островки снега, что не растаял после вчерашней пурги. Нам встречались бегущие ручьи, вода в них была настолько ледяная, что от глотка ломило зубы, и настолько чистая, что пьянила.

Долины сменялись покатыми холмами, дорога легко взбиралась на них, затем их миновала, и мы снова оказывались на равнинных лугах. Время от времени я прибегал к Тэ-Сю А’ргаэ, чтобы скорректировать наш путь — и по всему выходило, что предположение, что воры держали курс к побережью, было верным. Оставленный ими след, обрисованный частицами N’tam g’hraneane, вёл нас прямо к побережью.

В пути мы нередко встречали пасущихся овец и мохнатых рыжих быков. Время от времени на дороге попадались путники, иногда целые процессии — скорее всего, купеческие — везли товар из столицы к портовым городам или обратно.

Стемнело. Уже был восьмой вечерний дион, когда мы достигли постоялого двора с корчмой и просторной конюшней. Мы спешились, взяли вещи и оставили коней конюшему мальчишке. Перед тем как покинуть лошадь, я достал из поясной сумки баночку с кое-какой мазью и помазал клипсу и конское ухо вокруг неё. Отлично, теперь никто не сможет снять эту клипсу.

Я дождался, когда Тольскер и компания отойдут подальше, и подозвал конюшего. Я сказал мальчишке, чтобы он ни в коем случае не трогал клипсу, а если она пропадёт — я ему голову откручу. Он закивал, и я покинул конюшню.

Над дверью корчмы висела вывеска: «Руна счастья». Не доходя до двери, Адэран Тольскер вдруг выдал:

— Вспомнил, мастш Рой, где я слово-то это, «хиндари», раньше встречал! Я как его от вас услышал — сразу подумал: где-то мне уже попадалось словцо-то. Думал я всё, думал… и вот, наконец, вспомнил. В королевской библиотеке книга есть — там рассказывается про древний народ, «аэлий», строителей Серой Башни. Стало быть, «Высоких Чужаков-из-арок». И в той книжке, значица, приводился словарь с разными названиями на ихнем языке: числа, дни недели, месяцы и тому подобное. И я ясно помню, что слово «хиндари» там было — и именно ноябрь оно и означало. Я даже соседние названия помню: октябрь — «ллатосквр», декабрь — «р’хагфеир».

Сказал это и с подозрением уставился на меня.

Я ответил:

— Мастш Тольскер, вы простите, но, по-моему, вы несёте чепуху. Я не верю ни в каких «аэлий» — или как их там. А слово это — «хиндари» — действительно в ходу у меня на родине, в маленькой деревушке в Талессии.

— Но… как же объяснить это странное совпадение?!

— Мастш Тольскер, вы давно смотрели этот свой словарь? Может быть, слово просто похоже, а ваша память сыграла с вами шутку?

— Ну… смотрел давно…

— Вот именно, мастш Тольскер. Скорей всего, вы просто ошиблись.

— Возможно, мастш Рой, — неуверенно проговорил Тольскер. — Но у меня сомнения…

— Пойдёмте-пойдёмте, — я, похлопывая Тольскера по спине, повёл его к двери корчмы. — Все ваши сомнения стопочка хизга развеет.

Дверь распахнулась, из проёма на нас полился свет, тепло, ароматы еды и звуки весёлых бесед. Мы вошли внутрь. На первом этаже находилась, собственно, корчма, а на втором — комнаты на ночь.

Народу здесь было не густо — но побольше, чем в прежней. Горели свечи и фонари, весело плясал огонь в очаге, у фигурки Йолша на стойке корчмаря курились благовонья, создающие праздничное настроение. На голове фигурки можно было заметить небольшой венок из еловых веток, а один из помощников корчмаря, молодой парень — возможно, его сын (обычно содержание корчмы было семейным делом, и почти все работники в ней были членами семьи корчмаря) — вырезал праздничную кружку из маленькой овальной тыквы. Близился Йолшев День — праздник Нового года — и в этот день в Стаентраде принято пить алкогольные напитки из специальных праздничных кружек, сделанных из маленьких продолговатых тыкв, украшенных рунами и традиционным народным орнаментом. Такой сорт тыкв даже имел собственное название — «Новогодняя тыква».

За одним из столов двое мужчин пили и играли в кости, в игру «Драконья семёрка». В этой игре используется набор из семи кубиков — с четырьмя гранями, с шестью, восемью, десятью, двенадцатью и двадцатью. Десятигранных кубиков в комплекте два. За другим столом сидело человек шесть, они пили, пыхтели трубками, закусывали и шумно беседовали. Ещё за одним столом сидели двое мужчин и заказывали что-то у полового. У дальнего конца корчмарской стойки стояли две женщины — юная и постарше — и с ними беседовал мужчина. Возможно, эти женщины — члены семьи корчмаря, жена и дочь.

Тольскер уверенно прошествовал к стойке, мы за ним.

— Хозяин! — громко обратился он. — Нам бы комнаты на ночь.

— Конечно, спадэн, — услужливо кивнул корчмарь. — У меня комнаты двухместные, вас устраивает?

— Само собой, — сказал Тольскер. — Значит, нам две комнаты. Мы оставили коней в твоей конюшне, пусть о них позаботятся, накормят. Я уже сказал конюшему мальчишке.

— Конечно, спадэн. Не желаете ли перекусить с дороги?

— Разумеется, желаем!

— Выпить? Не желаете ли самогоночки? У меня знатная самогоночка, спадэны, скажу я — на абрикосовом варенье. Прадедов рецепт! — корчмарь со значительным видом поднял указательный палец и потряс им в воздухе.

Тольскер хмыкнул.

— Ну что ж… Хорошая, говоришь? Горит?

Корчмарь аж подпрыгнул.

— Горит ли, мил спадэн? Пылает! Йолш тому свидетель! — корчмарь сделал рукой знак Йолша — «козу». — Сами проверьте, спадэны!

Он тут же исчез под стойкой, а вылез обратно уже с внушительной бутылью в руках. Внутри плескалась янтарная жидкость, ничем не отличная по цвету от любого другого хизга.

Корчмарь позвал нас за собой, и мы всей компанией проследовали к свободному столу недалеко от очага. На ходу корчмарь бросил половому, чтобы тот принёс кружек. Мы сели, а корчмарь с важностью поставил бутыль на стол. Прибежал половой, принёс кружки. Корчмарь разлил самогон, поставил кружки перед нами, потом зажёг лучину от свечи и поднёс к каждой кружке. Жидкость загорелась, огонёк был синего цвета и прозрачный.